– Надо же, а я не заметил.

– Не только вы, – утешила меня Танита. – По-моему, вообще никто. Эх, этого я и боялась! Когда Врата открываются так широко, люди и о себе-то забывают, не то что о чужих тазах.

– Погоди. Что за Врата такие?

– Врата, через которые из человека выходит его смерть, – невозмутимо пояснила она. – Мы играем, когда они открыты. В этом смысл!

Я потрясенно молчал, совершенно не представляя, что можно ответить на такое признание. Впрочем, Танита и сама прекрасно справлялась с беседой.

– На самом деле открыть Врата в первый раз очень трудно, – говорила она. – Но мне помогли – повезло! Иллайуни выманил мою смерть и не дал ей вернуться, а когда смерть уходит навсегда, Врата так и остаются нараспашку. Смерть не приучена запирать за собой дверь.

– Как это – выманил твою смерть? – наконец спросил я. – Вынул ее из тебя? Как поступают с умирающими хранители Харумбы? Но почему ты тогда живешь среди людей?[94]

– А среди кого мне еще жить? – безмятежно улыбнулась Танита. – Я-то, хвала Магистрам, даже ни на минуточку не умирала!

– Но в Харумбе… – начал было я и запнулся. И пристыженно умолк. Потому что на самом деле понятия не имею, что именно происходит в Харумбе. Что-то слышал краем уха, что видел краем глаза, остальное дофантазировал. Воображение – дело хорошее, но степень своего невежества все-таки следует осознавать.

– Про Харумбу я вообще ничего не знаю, – равнодушно пожала плечами Танита. – Если даже Иллайуни что-то об этом рассказывал, то я прослушала. Или забыла. Я вообще, как выяснилось, довольно бестолковая – во всем, что не касается музыки.

– Зато бессмертная, – утешил ее я.

– Ну да, – кивнула она. – Немножко бессмертная.

– Немножко?! Как можно быть «немножко бессмертной»?

– Да очень просто. От старости или болезни я теперь точно не умру. Просто не сумею, как не смог бы хлопнуть в ладоши безрукий человек – ему нечем хлопать, а мне нечем умирать, своей-то смерти больше нет! Но убить меня все равно можно. Пожалуй, даже полегче, чем других. Когда Врата открыты, убийце особо стараться не надо: смерть, живущая в нем, почует добычу и сама выйдет за ней. Такие, как я, часто погибают от так называемых несчастных случаев, которые на самом деле происходят, когда чья-нибудь алчная смерть выходит на охоту по собственной воле, а ее хозяин ничего не замечает, хотя потом может чувствовать себя виноватым, сам не понимая, почему… Эх, жалко, что здесь нет Иллайуни, он бы гораздо лучше объяснил! А я вас только запутаю.

– Уже запутала – дальше некуда. Так что, получается, на самом деле, тебе оказали плохую услугу, когда открыли эти загадочные Врата?

– Ну что вы, – улыбнулась Танита. – Очень хорошую! А уязвимость – дело поправимое. После того, как Врата откроют впервые, человек уже может справляться с ними сам. Это очень трудно, но… В общем, все, как вы про изменение внешности говорили: после нескольких тысяч попыток начинает получаться. Тогда можно и закрывать Врата по своей воле, и снова открывать, когда пожелаешь.

– А почему бы просто не закрыть их раз и навсегда? – спросил я, великий любитель техники безопасности. Правда, в основном на словах.

– Ну уж нет! Открытые Врата можно использовать с толком. Они же на самом деле не только для смерти подходят. В человека, чьи Врата открыты, может войти все, что угодно. Например, музыка.

– Музыка?

Танита молча кивнула. Подумав, добавила:

– На самом деле, не только она. Разные удивительные вещи. Но у меня всегда – только музыка, ничего, кроме нее. Иллайуни говорил, это и есть настоящая одержимость. И что я поэтому храбрая: одержимым легче ничего не бояться, в нас просто не помещается страх. Но это не моя заслуга, я просто такой родилась. Повезло!

– Вот что, значит, нужно для того, чтобы так играть, – задумчиво сказал я.

– Ну да! Но знаете, что самое главное? У остальных моих ребят Врата тоже приоткрываются, когда мы играем. А сегодня оказалось, и у слушателей тоже. Совсем чуть-чуть, на короткое время, но для начала и этого достаточно. И не смотрите на меня так, я ничего специально для этого не делаю, никого не околдовываю, честно! Оно как-то само происходит. Иллайуни говорил, этот процесс сродни урагану – стоит открыть всего одно окно, как он ворвется в дом и сам распахнет все остальные. Поэтому рядом со мной музыкантам легко играть, а остальным – слушать. И знаете что? По-моему, примерно то же самое происходит с вами!

– А что происходит со мной? – удивился я.

– Рядом с вами очень легко быть, – объяснила Танита. – Как будто жизнь согласилась использовать вас как свой любимый инструмент. Только нас хватает хорошо если на час с небольшим, а у вас вообще всегда концерт. Практически без перерывов.

– «Концерт без перерывов» – это да, в точку, – невольно улыбнулся я. – Насчет всего остального не знаю. Но, похоже, это тот случай, когда можно с чистой совестью сказать: тебе видней.

Танита серьезно кивнула, развернулась и неуверенно, как пьяная, пошла прочь по садовой тропинке. Я последовал за ней.

Какое-то время мы молчали. Наконец она сказала:

– Помните, как вы провожали нас в изгнание и дали кучу денег на дорогу? Сказали, что они принесут нам удачу. Я тогда, честно говоря, подумала, вы просто шутите, чтобы поднять нам настроение. Но ведь именно так и вышло! Если бы не ваши деньги, мы бы не смогли уехать в Уандук. Скорее всего, добрались бы до Ирраши, благо недалеко, а изгнанникам из Соединенного Королевства там отлично живется. Только скажи, что ты – беглый угуландский колдун, и местные богачи передерутся за право нанять тебя на работу. И платить будут впятеро больше, чем своим. Очень уж нас там не любят!

– Платят впятеро больше, потому что не любят?!

– Ну да. Все знают, что любой иррашиец никаких денег не пожалеет за право хвастаться перед соседями, что у него настоящий угуландский мятежный магистр полы в лавке метет. Им кажется, это неслыханное унижение для всего Соединенного Королевства, кто сумел такое устроить – большой молодец, практически национальный герой. Мы собирались этим воспользоваться, но когда появились деньги, плюнули на иррашийские метлы и отправились в Уандук. Как же я этому рада! Иначе я бы никогда не встретилась с Иллайуни. И не узнала бы, что музыка – это самое важное для меня.