Каждый раз, когда Весталкин просыпался после такого кошмара, он шарил рукой по щекам, страшась обнаружить, что стал лицом мягок и бос, будто Майкл Джексон. Затем, все еще встревоженный, щупал горло, на предмет смертельного пореза. Но райское дребезжание, исходившее из угла, разгоняло ночные ужасы и напоминало семинаристу о долге перед церковью и государством. Чтобы очистить себя от сексуальной, хотя и супружеской, скверны, он, как был в ночной власянице, втискивался в холодильник (по габаритам тот скорее подходил маленькому японцу, чем атлетическому русаку) и, скорчившись, сидел там до утра. В тесном белом ковчеге плоть его покрывалась слоем временной мерзлоты, мятежные страсти сходили на нет, и утром покрытый инеем Весталкин бодро спешил на лекции, где, увы, снова черкал неприличные картинки на полях конспекта, и весь цикл начинался опять.

К концу семестра регулярные ночные галлюцинации с бритьем и всем прочим довели Спартака до сучки. В надире отчаяния он написал донос на самого себя епископу Пельшеградскому Герундию, обладавшему репутацией опытного пастыря.

Через несколько дней семинарист получил повестку из обкома епархии на желанную встречу.

Войдя в кабинет епископа, Весталкин бухнулся на колени и с надеждой воззрился на светлолицего мужчину, сидевшего за письменным столом и читавшего толстый журнал. Семинарист вывернул голову наизнанку и разобрал название: «Пращур». «Наверное, это что-то вроде „Огонька“ для архиереев», — подумал он. Из широкого окна, распахнутого настежь по причине прекрасной летней погоды, были видны верхушки зеленых лип и кусок синего неба. Где-то задушевно пел дрозд. Весталкин перевел взгляд на стены, вдоль которых стояли стеллажи дубовой работы. «А книг-то сколько!» — удивился он про себя.

Епископ отложил журнал в сторону и улыбнулся коленопреклоненному семинаристу. Тот начал рассказывать да сетовать. Герундий, немолодой человек с усталыми глазами, внимательно слушал его, время от времени записывая что-то в блокнот.

Весталкин был как на духу и ничего не утаил от церковного лидера — ни советское ядотворчество, ни постсоветское пьянство, ни сладострастные сновидения с раздетой мадам Весталкиной. Он открылся архиерею даже о тайне тайн своей жизни — кухонном явлении обер-прокурора на заветной белой дверце все эти годы назад.

Выслушав семинариста, прелат задумался, ассимилируя факты непростой его биографии.

— Обнаженной, значит, супруга тебе является, — сказал наконец он.

— Да, Ваше Преосвященство.

— И при виде ее ты, так сказать, возбуждаешься?

— К моему великому сожалению.

— Ну и ну.

Герундий пробежал глазами свои записи и задал еще один вопрос, имевший сокровенный смысл.

— Какой марки у тебя холодильник, сын мой?

— «Самурай». Японский.

Епископ одобрительно кивнул.

— Хорошая фирма.

Он извлек из кармана рясы портсигар, искусно сделанный монастырским умельцем из лат немецко-фашистского пса-рыцаря, и протянул его семинаристу.

— Не курю, Ваше Преосвященство, — смущенно сказал Спартак.

— Это хорошо, что не куришь. А я вот никак не брошу. Дурная привычка, знаю, но ничего не могу с собой поделать. Все мы, так сказать, человеки.

Герундий взял папиросу и постучал ею по поверхности стола, разминая слежавшийся табак. «Да он прямо как следователь», — подумал Весталкин и внутренне собрался.

Архиерей закурил и пытливо посмотрел на семинариста.

— Плохо, значит, одному, без молодой жены?

— Плохо, Ваше Преосвященство.

— То-то и оно. — Герундий набрал в легкие дым. — Вот что я тебе скажу, сын мой. Баба — существо ветреное. Во сне ли, наяву, за ней нужен глаз да глаз. Мы как говорим? Мужчина — семье голова. А голова — как ученый, ты это знаешь лучше меня, — голова содержит в себе мозг. А что такое мозг? Мозг — это орган мышления. Поэтому, Спартак, шевели извилинами, так сказать.

Весталкин переминулся с колена на колено.

— Но я стараюсь, Ваше Преосвященство. Постоянно думаю над тем, почему жена ушла от меня, нет ли в том доли моей вины. Регулярно отправляю молитву, учусь на «отлично». Опять же спортом занимаюсь каждодневно.

— Да, слышал про твои успехи по линии волейбола. Молодец, хвалю. В твоем возрасте я тоже гонял мяч после работы. До поры до времени, конечно. Жизнь тогда была другая, рано нам пришлось повзрослеть. — Герундий помолчал, мысленно перенесясь в бурные и жестокие годы своей юности. — Так что, Спартак, продолжай тренироваться, выступать на соревнованиях. Ведь что такое спорт? Спорт — это физкультурная дань уважения Господу Богу, сотворившему нас по Своему образу и подобию. Тело мускулистое, успехи атлетические суть уже плоды благодати.

— Слушаюсь, Ваше Преосвященство.

Епископ привстал и наклонился вперед, чтобы лучше разглядеть скорчившегося на полу семинариста.

— Скажи мне, дружок, какие пути решения своих личных проблем ты видишь?

Тут Весталкина прямо как прорвало.

— Как бы я хотел, чтоб член мой иссох и отпал, и с ним все мои дурные мысли, все грешные желания. Жена моя преблудная… Что полноценному мужчине возможно, невозможно евнуху или кастрату. Помнится, один из героев вероотступника Толстого в сходной ситуации отрубил себе мизинец. Я хочу быть, как он!

Герундий покачал головой.

— Нет, сын мой, дудки. Телесное калечество — родник нравственного.

— Тогда я расторгну брак. Такая подруга жизни мне не нужна, ведь сбежав за границу, она изменила не только мне, но и Родине, — горячился Весталкин.

— Я бы с разведенцем в разведку не пошел, — тихо сказал архиерей, и лицо его стало как-то строже.

Семинарист сообразил, что Герундий намекает на свою службу в органах, и потеплел от такого к себе доверия.

— Вас понял.

Прелат погасил папиросу в бронзовой пепельнице в виде трактора «Беларусь».

— Мы с тобой, Спартак, бойцы религиозного фронта. Братья по оружию, так сказать. Хочу, чтобы ты смотрел на меня не только как на наставника, но и как на старшего товарища. А что такое товарищ? Товарищ — это человек, на которого в трудную минуту можно положиться, который всегда окажет тебе поддержку. В нашем нелегком деле важно иметь чувство локтя. Князь тьмы не дремлет, это верно, но и мы не лыком шиты.

Герундий встал, подошел к одному из стеллажей и извлек оттуда массивный фолиант.

— Возьми эту книгу, сын мой, и внимательно ее прочитай. В ней ты найдешь ответ на мучающие тебя вопросы.

Весталкин, как был на коленях, воззрился на том, протянутый ему архиереем. То было сочинение «Разговор между Испытующим и Уверенным в благословенном отсутствии порочного начала эротического в великорусской культуре» Вениамина Александровича Варикозова, о гении которого семинарист уже много слышал на лекциях по изящной словесности.