Приехавший доктор только констатировал кончину отца. Оказалось, что «А-а-а», которое я слышала, было последним предсмертным выдохом из легких папы. Вот и вышло, что я была единственной свидетельницей смерти моего отца, дяди Императора Николая II.

– Ваш отец был известным и талантливым поэтом. Некоторые его стихи, ставшие песнями и романсами, распевала вся Россия…

– И особенно «Умер бедняга в больнице военной…». А история ее такова. Когда в годы войны отец командовал ротой Его Величества Измайловского полка, он обратил внимание на то, как бессердечно хоронили обыкновенных солдат. Довезут мертвеца до ближайшего поворота, а там хорони сам себя. Отец был так возмущен и взбудоражен, что написал балладу, которая и стала почти народной песней. Я знаю, что Царская семья перед смертью в Екатеринбурге пела эту песню. Будто бы в предчувствии собственных страшных похорон. Отец рассказывал, как однажды, гуляя по Воробьевым Горам с адъютантами, он вдруг услышал знакомые стихи и мелодию. Только в песне пелось про Порт-Артур. «Как же так, – думал отец, – стихи написаны за двадцать лет до Японской войны?» Значит, и впрямь баллада стала народной песней, а народу после войны с Японией были, конечно же, ближе порт-артуровские события.

Специалисты отмечали, что перевод «Гамлета», сделанный отцом, – один из лучших переводов. Он так долго и мучительно над ним работал, что, если отец где-то пропадал в саду или в кабинете и его искали, мама всегда – уже анекдотически – повторяла: «Он, наверное, „Гамлета“ пишет».

Вспоминается такой курьез. В четырнадцатом году к нам в гости прибыл король Саксонский, так как мама была Саксонская принцесса, он решил навестить родню. В одной из комнат дворца стояли остатки декораций «Гамлета»: мебель, два черепа, причем один был настоящий, какие-то старые книги. А этот Саксонский король, по рассказам, был глуп и некультурен. Он спрашивает: «Что это, ваша семейная капелла?» А отец отвечает: «Конечно, поэтому мы тут и курим».

– Скажите, вы верите, что сейчас готовятся похороны именно Царской семьи? Не возможна ли здесь фальсификация?

– Скажу одно: все происходящее вокруг останков семьи Императора определенные силы используют во имя косвенных и темных целей.

– Политические интриги?

– Милый мой, я живу по Тютчеву: «Умом Россию не понять…». Но я верю в Россию. Потому что Россия всегда сама себя спасала. Только подальше от иностранцев.

1989

Несколько лет назад меня позвали в небольшой офис в центре Москвы, чтобы показать, как сказали, какой-то редкий архив, доставленный в Москву из Нью-Йорка. Взглянув на книги, альбомы с фотографиями, открытки, дагерротипы, разложенные на столе, я понял, что они принадлежали Вере Константиновне Романовой. По-видимому, некий новорусский в Нью-Йорке приобрел эти реликвии и не знал, что с ними делать. С трепетом перебирая архив, я вспоминал часы общения с Великой княжной. Посоветовав хозяину офиса обратиться в представительство Дома Романовых в Москве, я купил на память об одной из своих «великих старух» красивую старинную, хорошо сохранившуюся открытку. На обороте черными чернилами была выведена поздравительная надпись «Съ днемъ Ангела, милая Олечка. Твоя фрейлина. 11.IV.1901». Поскольку фрейлины находились только в свите царицы или принцессы, смею предположить, что в моей коллекции оказалась открытка, обращенная к Великой княжне Ольге Николаевне, дочери императора Николая П.

2009

Легкая дубленочка небрежно притулилась на кушетке в прихожей. Маленькая сухонькая женщина, открывшая мне дверь, уверенно протянула руку: «Раздевайтесь, а пальто бросайте прямо сюда», – указала она на кушетку. Короткая стрижка. Седые волосы. Твердая, немного мужская походка. Тихий голос, медленный говор. Вдоль длинного коридора стол с ее книгами. Потом, после разговора, я получил в подарок последние издания Натали Саррот – Натальи Ильиничны Черняк, известнейшей французской писательницы русского происхождения. Живого классика.

«О ля-ля, вы идете брать интервью у Натали Саррот?!» – и со мной заговаривали как-то теплее. К Саррот одинаково по-доброму относятся и во французских, и в русских литературных кругах. Ее имя вызывает неизменный интерес и уважение.

– А сколько заплатят вам за это интервью в России? В любом случае я его перекупаю, – совершенно серьезно сделала мне «коммерческое» предложение издательница Мария Васильевна Розанова.

Помню бурную реакцию читателей и критиков, когда в «Новом мире» много лет назад был напечатан роман Натали Саррот «Золотые плоды». «Как такое можно было печатать?!» Вспоминаю, что и сам прочитал роман с большим трудом. Это было не чтиво, не развлекательная прогулка по сюжету с почти обязательным угадыванием, чем все кончится и кто останется с кем. Читать Саррот надо по странице в день. На свежую голову, после чашки утреннего кофе.

У знаменитой писательницы побывал до меня Евгений Евтушенко, а также Зоя Богуславская. Зная об этом, я специально не стал перечитывать их интервью. Мне хотелось, чтобы мое впечатление от Натали Саррот осталось только моим.

Наталья Черняк родилась в 1900 году в Иваново-Вознесенске. В раннем детстве оказалась с родителями во Франции.

Трудной была ее литературная биография. Долгое время писательница была практически одинока. Книги ее решительно никого не интересовали. Издатели отвергали их как «бред» и «чушь». Однажды Саррот спросила себя: «А почему я не могу писать, как пишут все?» И написала книгу теоретических эссе «Эра подозрения», на которую клюнули сначала критики, а потом читатели. С этого все и началось. Чуть позже Жан Поль Сартр скажет о ее «антироманах», что они читаются, как детектив. А вот что писала о литературном творчестве Саррот наша «Краткая литературная энциклопедия» 1971 года издания: «Основное содержание романов Саррот – неподлинность человеческого существования, некоммуникабельность, неадекватность внутренних реакций, приобретающих субъективные масштабы космических катаклизмов, внешним формам общения. Стилистически это находит выражение в стыке поэтического, насыщенного яркими метафорами потока сознания и банального, сведенного к стертым штампам диалога». Что ж, пусть будет так.

Встречался я с Натальей Ильиничной три раза. Одна из бесед проходила в знаменитом кафе «Флер» на бульваре Сен-Жермен. Было приятно, что мою собеседницу узнавали. Выходя из кафе, я обратил внимание на витрину с книгами. «Что это?» – спросил я наивно. Довольный гарсон с гордостью ответил: «Это книги тех писателей, которые здесь работали. К сожалению, их уже нет в живых». Я вчитался в фамилии: Сартр, Элюар, Арагон, Эренбург…

Привожу фрагменты моих разговоров с Натали Саррот. Короткие вопросы, короткие ответы (я принял стиль разговора моей собеседницы), «банальная, сведенная к стертым штампам диалога» магнитофонная запись. Но здесь важно каждое слово, каждая реакция.

– …Жизни мне осталось совсем немного. И это же естественно, что боишься болезней, каких-то неожиданностей.