Брэнди тихонько закричала и отвернулась. Ее тошнило, она хотела умереть, но только так, чтобы он этого не видел.

— Не понимаю, зачем вы так туго затягиваете косы. Мало того, что вы становитесь похожи на маленькую девочку, это же, наверное, еще и чертовски неприятно.

— Мне больно, — сказала она, и глаза ее наполнились слезами.

— Лежите спокойно, я попытаюсь вам помочь. Постараюсь не делать вам больно.

Одна из кос наполовину расплелась. Герцог аккуратно начал ее распускать. Влажные вьющиеся пряди скользили по его пальцам. И когда он закончил, Брэнди вздохнула немного свободнее.

— Вам лучше? Да, вижу, что лучше. Думаю, больше не стоит так затягивать косы. Мне это не нравится. Вот когда вы закалываете их на макушке — совершенно другое дело.

Ян отвернулся и подкинул несколько кусочков торфа в огонь. Зачем он сказал все это? Ведь это ее волосы — пусть делает с ними что хочет.

Герцог был такой мягкий и добрый, может быть, поэтому Брэнди не протестовала. Тошнота прошла, и девушка смогла рассуждать более здраво. Она лгала ему. Боялась, стыдилась сказать правду и решила сделать это сейчас, прежде чем умрет.

— Я лгала вам, Ян, — и посмотрела на него, ожидая кары.

— Что вы сказали, вы лгали мне? Вы бредите! Скажите-ка, Брэнди, сколько пальцев я вам показываю?

— Не стройте из себя джентльмена. Все моя проклятая гордость, понимаете, я за нее поплатилась. Я, наверное, умру, но хочу умереть с чистой совестью.

Он выдохнул и бессознательно поправил один из выбившихся локонов.

— Внимательно слушаю вас. Я, правда, не знаю, о чем пойдет речь. Но если вы сейчас же все не расскажете мне, я разнесу эту чертову халабуду. Сначала про гордость. Ах, да, я не хочу, чтобы вы умирали, пускай ваш стыд еще подержит вас на этом свете.

— Вы не знаете? Как это вы не знаете?

Ян снова почувствовал: тут что-то не так. А потом понял, о чем она говорила. Он вспомнил, как Брэнди целовала его, обнимала за шею. Сейчас она сожалеет об этом. Ему надо было раньше догадаться, но, странно, герцогу было очень жаль, что между ними ничего не произошло.

Брэнди вздохнула, думая о том, как легко признаться ему во всем.

— Не думайте обо мне плохо. Вы же не считаете меня плохим человеком и сможете простить меня?

Черт побери, почему она так настаивает на этом? Он ответил, не глядя на нее:

— Конечно же, я не считаю вас плохим человеком. И мне не за что вас прощать. — А затем прибавил: — Это была больше моя вина, чем ваша. Потому что я мужчина, я старше вас и более опытен в подобных делах, мне надо было держать себя в руках.

— Нет, Ян, не надо оправдывать меня. Только я во всем виновата, потому что не хотела признаться в собственной трусости. И я заплатила сполна за свою ошибку. Я причинила вам боль, и это непростительно.

Если бы он мог понять, о чем она говорит. Ведь нельзя же кричать на девушку, требуя ответа, как это делала леди Аделла.

Неожиданно герцог обнаружил, что их разговор очень напоминает тот, что произошел однажды вечером в замке. Однако теперь он не стоял голый перед бадьей. Засмеявшись, Ян легонько тронул ее щеку.

— Боюсь, маленькая, мы опять не понимаем, о чем говорим. Давайте-ка начнем сначала. Что вы имеете в виду, говоря о трусости?

— Ох, — сказала она, вспоминая все снова, — это вы о том случае, когда стояли голым, а я пела песню про поездку в Лондон?

Она посмотрела на него так, словно он опять был голым.

— Хватит думать об этом, Брэнди.

— Да, я многому научилась тем вечером. Я никогда раньше не знала, что мужчина может быть таким красивым.

Брэнди вздохнула.

— Ну, а что о трусости?

— Ладно. Вы должны знать, что я чертовски боюсь лошадей. Одна из них очень сильно укусила меня, когда я была маленькой. Кантор — замечательная лошадь. Однако у меня душа уходит в пятки при виде лошади и хочется убежать на край света.

— Вы боитесь лошадей? — спросил герцог и побледнел. — А я-то думал, что вы хорошая наездница. Вы ведь даже виду не показали, что испугались, когда Кантор бежал прямо на меня. Господи, вы мчались через долину быстрее ветра. И все это было пустой бравадой? Вы же чуть не сбили меня. Не могли остановить Кантора.

— Да, но, пожалуйста, не думайте обо мне как о глупой девчонке. Вы настолько совершенны во всем, что делаете, и поэтому я…

— Я совершенен? Что за чепуха. Я наделал за свою жизнь гораздо больше ошибок, чем вы думаете. Что касается вашей так называемой трусости, то могу сказать, что не видел никого столь безрассудной храбрости.

Он замолчал и стал стучать себя по коленке.

— Я никогда не буду думать о вас плохо только потому, что вы не любите лошадей. С другой стороны, вы хотели доказать, что на многое годны.

— Вы прощаете меня? Не лжете мне, чтобы успокоить?

— Нет, не лгу. Мне очень жаль, что вы ударились головой. А об остальном забудьте. Если вы никогда больше не сядете на лошадь — ничего страшного. Кстати, я мог бы вас научить. Лошади — хорошие друзья, с ними можно договориться. Они умеют обижаться, они добрые, симпатичные. Подумайте об этом. Только не говорите мне сейчас, что не сможете проплыть и метра.

— Нет, вот тут уж я уверена, что смогу победить вас. Я действительно обставила Бертрана. Правда, он тогда только оправился от простуды, но потом я победила его еще раз, и абсолютно честно. Вы, наверное, плавали только в своем озере, которое в графстве Суффолк? Так что не знаете ничего о волнах и барашках, которые бывают на море.

— Да, вы правы, но я быстро учусь.

Она задрожала и закрыла глаза. По всему было видно, что ей плохо. Дождь капал сквозь крышу в трех футах от них. «Что делать?» — думал герцог.

— Как ваша голова, Брэнди?

— Болит.

— Я боюсь вас куда-то перемещать сейчас. Полежите спокойно и помолчите. Я больше не хочу слушать ваши откровения.

Она попыталась улыбнуться. Ян обрадовался этому. До сегодняшнего утра он не понимал, что впервые имеет дело с такой сильной женщиной. Герцог привык мягко разговаривать, улыбаться, привык к беспомощности и неуверенности женщин во всем. Он привык поддерживать женщин, быть с ними уверенным в себе. Но сейчас перед ним лежало создание, испытывающее сильную боль, и при этом оно не плакало и не жаловалось, как это обычно бывает у женщин.

— Ладно, единственное, что я сейчас могу сделать, это снять с вас мокрый жакет и подвинуть вас поближе к огню.

Когда он аккуратно приподнял ее и начал стягивать с нее жакет, она вся напряглась.

— Спокойно, — сказал Ян, не понимая, что с ней происходит. — Вы же не боитесь меня, Брэнди? Я не оскорблю вас, не обесчещу.