горечи произнес я и почувствовал, как сжалась рука Валки, словно передавая мне свою силу. – Втроем.

Валка прижалась ко мне, и мы прошли так десяток с лишним шагов.

– Saam mang vae racka, – произнесла она на пантайском наречии тавросианцев, которое давно уже стало языком нашего личного общения.

«И троих хватит».

Повернув на прямую тропинку, ведущую через лужайку к внешним воротам, я поднял лицо к безоблачному небу.

На щеку упала одинокая капля дождя.

Какой-то солдат окликнул нас, и Валка махнула ему рукой в ответ.

– Адриан?

Увидев пилота в черной форме и красном берете, спустившегося по трапу из шаттла, я выпустил ладонь подруги и остановился. Валка прошла на шаг вперед.

– Адриан? – повторила она, указывая мне на лицо.

Я поднял руку, нащупал каплю и сразу понял, чем она была на самом деле.

– Просто дождь, – сказал я, вытирая ее, и вспомнил о словах Оливы, сказанных в ту ночь, когда мы спарринговали.

«Для меня смена обстановки в радость. Даже дождь».

Наверное, я чувствовал надвигающиеся перемены, ощущал тьму, скрытую под тусклым светом этого осеннего дня. Нессианский год подходил к концу, наступала зима – как и для всех нас. Во мне как будто проснулось полузабытое воспоминание. Я не увидел, а словно почувствовал тень, протянувшую к нам руки, тень, навстречу которой мы стремились. Быть может, вы, читатель, тоже ее чувствуете.

Вам известно, чем все закончится.

Но мои новые пальцы дрогнули, а улыбка Валки развеяла окутавший меня туман, и я вспомнил, что снова цел, что жив, несмотря на пустоту в груди и жуткую усталость, которая уже давно не покидала меня. Живы были и Валка с Лорианом. Стояло тихое осеннее утро, а под ногами у меня была зеленая трава планеты людей.

Это было здорово.

– Все хорошо, – сказал я, пытаясь не описывать действительность, а быть ее творцом.

Пригладив тронутые сединой волосы, я напоследок оглянулся на островерхие крыши и круглые окна поместья Маддало. Вот окна кабинета Валки! А вот, едва заметные с такого угла, макушки деревьев английского сада. А выше всего – старая колокольня, построенная еще монахами. Она, словно указательный палец, подманивала меня, просила вернуться.

Но меня ждал лабиринт, замаскированный под трап флаера. А передо мной был не пилот, а минотавр в новом обличье.

– Ты идешь? – с ноткой лукавства спросила Валка, снова протягивая мне руку.

Я, Тесей, взял ее, и на этот раз беспрекословно последовал за Ариадной.

– Только вперед! – воскликнул я, а про себя подумал: «Только вниз».

Ни налево, ни направо.

Глава 13

Отъезд

Я не ложился в фугу. Ни в первый год, ни во второй. Меня напугало предупреждение Элькана о криоожогах, и я проводил дни в маленьком тренировочном зале «Ашкелона», бегая и занимаясь на тренажерах, чтобы как можно лучше разработать новые мышцы и улучшить кровоток. По прошествии нескольких месяцев мы с Оливой расчистили для спаррингов место в трюме, и я постепенно – но крайне медленно – достиг прогресса. Поначалу я побеждал его от силы раз из десяти, затем два-три раза. В конце концов я перестал считать, а Олива и не начинал, но, думаю, что мне удалось сравняться с ним по числу нанесенных ударов.

Но этого было недостаточно. Любые удары, любые уколы, любые взмахи меча не удовлетворяли меня. Затем смена Оливы подошла к концу, и командование приняла выведенная из фуги худенькая лейтенант Магарян. Олива улегся спать на ее место. Неделю спустя я последовал за ним, поддавшись на убеждения медицинского техника. Тот утверждал, что в дальнейшей терапии нет необходимости и риск криоожога минимален. Таким образом, меня положили в ясли рядом с Валкой до конца нашего путешествия на Картею.

Это было последнее межзвездное путешествие, когда мне довелось достаточно бодрствовать.

В молодости я предпочитал проводить без фуги по нескольку лет в начале каждого долгого странствия. Лишь так я обретал покой среди бесконечных сражений и испытаний. Но молодость прошла, и теперь в зеркале я видел стареющего человека. В оглушительной тишине «Ашкелона», да и любого другого корабля, мне теперь не было покоя. Одиночество грозило свести с ума.

Как и юному Оливе, мне хотелось дождя, ветра, хорошей компании и простых удовольствий той жизни, которую мы с Валкой и Гибсоном вели на Фессе.

Но эта жизнь теперь мне только снилась.

Из трюма донеслась живая музыка, которую было хорошо слышно через открытую дверь нашей каюты. Я нарядился формально: в старую черную тунику, белую рубашку, черные брюки с красным кантом и начищенные сапоги до колен. Впервые за несчетные годы я надел полагающуюся мне по званию белую накидку-лацерну, застегнутую на правом плече золотым кольцом.

– Он все играет? – спросила Валка, выходя из уборной и на ходу проверяя, на месте ли бронзовые заколки.

Она решила не наряжаться по случаю, ограничившись красными кожаными сапогами в тон сюртуку, приталенной рубашкой и своими любимыми тавросианскими галифе. С головы до пят она была в своем стиле, и с заколотыми волосами очень напоминала ту женщину, что я впервые встретил на Эмеше, как будто с тех пор не прошло несколько сотен лет.

– Что? – удивилась она.

Я сам не заметил, как заулыбался, и покачал головой.

– Я думала, все уже высадились, – сказала Валка. – Нам пора?

– Пора.

Я сверил время по терминалу. Император ожидал нас.

– Олива еще не собрал людей. У них новые задания. Когда мы вернемся, здесь никого не будет.

– Так давай проводим их, – предложила Валка, подбоченившись. – Чего сидеть?

Раздался стук, и в круглом дверном проеме появилась голова Лориана.

– Мы идем?

– Идем, – ответил я, одернув накидку, и жестом пригласил Валку выйти первой.

Мы приземлились на Картее среди ночи, спустя три дня после того, как вся команда Оливы проснулась. Впервые за путешествие все двадцать четыре члена экипажа бодрствовали. Почти все из них занимались укладкой багажа и приготовлениями к высадке в лагере императора.

Основная часть императорской флотилии осталась на орбите, но сам кесарь распорядился разбить лагерь на поверхности, у развалин старой столицы – Ротсмура. Охраняли его двадцать фрегатов и несколько сот истребителей.

Следом за Валкой и Лорианом я вышел в коридор, вполуха слушая их светскую болтовню. Мы подошли к узкой лестнице, соединявшей три основные палубы «Ашкелона». Нам предстояло спуститься всего на один пролет. Наши ноги стучали по ступеням в такт бренчанию мандоры. Спустившись, мы прошли через дверь в тесный коридор, протянувшийся через всю нижнюю палубу корабля. При нашем появлении один солдат уступил нам дорогу, а сам поспешил в главный