будет сработаться.

М а й я  Л ь в о в н а. Не надо запугивать меня, Василиса Федоровна. Не надо. Существуют еще и законы о труде.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. А такие понятия, как педагогическая этика и профессиональная тайна, не существуют? Или они незнакомы вам, Майя Львовна? (И подошла к окну, через которое со двора давно уже доносилось ритмичное похлопывание в ладоши и спортивные команды.)

Г о л о с  у ч и т е л я  ф и з к у л ь т у р ы (со двора). Раз… И-и два… И-и три… И-и-и четыре… Всей ступней, всей ступней!..

М а й я  Л ь в о в н а. Дожили! Апелляция к общественному мнению считается уже нарушением этики!.. Давайте не ссориться, Василиса Федоровна, давайте не ссориться!..

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Вот и я, Майя Львовна, предлагаю вам то же самое. То же самое. (В окно.) Леонид Наумович, вы не забыли о моей просьбе?

Г о л о с  у ч и т е л я  ф и з к у л ь т у р ы. Донченко!

Г о л о с а. Нет ее!..

— А ее нет!..

— Нет Донченко!..

Г о л о с  у ч и т е л я  ф и з к у л ь т у р ы. Ее нет, Василиса Федоровна!..

М а й я  Л ь в о в н а. Она, наверно, плачет где-нибудь. Попросите кого-нибудь из девочек посмотреть «там»… (И вышла.)

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Дуся!.. Евдокия Кузьминична!..

Е в д о к и я  К у з ь м и н и ч н а  заглянула в учительскую.

Посмотрите, нет в уборной Тани Донченко?

Е в д о к и я  К у з ь м и н и ч н а (вышла, бормоча). Это что ж делается, девок по сортирам искать… Тьфу! Страмотища!..

В учительскую заглянули  В о л и к  Г о р а  и  Ж е н я  Е л е ц к и й. Они в спортивных костюмах, в руках — тяжелые черные медицинболы. Женя держит мяч в обхват, прижимая к животу, а Волик — на плече.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Вы почему не на уроке?

В о л и к. А мы на уроке, Василиса Федоровна.

Е л е ц к и й. Нас за медицинболом погнали.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Ты хотел сказать — попросили принести медицинбол?

Е л е ц к и й. Ага.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Не «ага», а «да».

Но ребята не уходят.

Разве физкультура в учительской?

Ребята молчат.

Е в д о к и я  К у з ь м и н и ч н а (заглянула в дверь). Нету там никого.

Волик переглянулся с Елецким.

В о л и к. Мы как раз по этому самому…

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Что — по этому самому? Как дикари какие-то!.. Без десяти минут среднее образование, и объясниться не могут!..

Е л е ц к и й. Она домой пошла.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Вот они, ваши бойкоты, к чему приводят. Вот теперь и расхлебывайте.

В о л и к (Елецкому). Позвонить?

Е л е ц к и й. Ага… Да.

В о л и к. Василиса Федоровна, может, позвонить?

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Как находишь нужным… Хватит. Хватит на нянек рассчитывать — у вас паспорта!

В о л и к. Звони.

Е л е ц к и й (набрал номер). Таню можно?.. Товарищ из школы… Чего взяла?.. А-а!.. Куда?.. Как же так — не сказала?.. Ну, ладно, пока.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Извините, до свидания.

Е л е ц к и й. Извините, до свидания. (Повесил трубку.) Да бабка там, ни черта от нее не добьешься… Ничего от нее не добьешься… Только-только заходила — и уехала. Куда — не знает. Общественную работу выполнять.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. А что взяла?

Е л е ц к и й. Что «взяла»?

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Ты же спросил: «Что взяла?»

Е л е ц к и й. А-а, два рубля взяла.

В о л и к. Ясно. Шестая зона. Туда-обратно и на метро. А там еще автобусиком можно доехать.

Помолчали.

Василиса Федоровна, разрешите нам с черчения уйти. Я чертеж дома забыл.

Е л е ц к и й. И с физкультуры тоже. Мячи отнесем, и все. У меня мениск, Василиса Федоровна. Знаете, иногда соскакивает — боль такая, жуть!..

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Не «жуть», а «сильная боль».

Е л е ц к и й. Сильная боль, Василиса Федоровна.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. О чем вы думаете, почему вы ничего не можете предусмотреть, предвидеть!.. Все на нянек расчет, на нянек… Да не играй ты этим мячом, стой спокойно! Ну почему такая безответственность?!.

Е л е ц к и й. Так мы пойдем, ладно?

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Вот посмотришь со стороны — взрослые люди. И лица неглупые… Ступайте.

Ребята пошли к двери.

В о л и к (тихо, Елецкому). У тебя деньги есть?

Е л е ц к и й. Копеек сорок.

В о л и к (вдруг встал в позу, подкинул медицинбол, прокатил его с левой ладони по руке через грудь на другую руку и на ладонь). А!.. Пожертвуйте бродячим артистам, Василиса Федоровна. А?.. Три рубля до завтра?..

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Сечь тебя некому.

В о л и к. Что вы, Василиса Федоровна! Места живого не осталось! От желающих отбоя нет. В очереди стоят, Василиса Федоровна.

Елецкий с восторгом смотрит на друга.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Ну вот, понесло. Учитесь властвовать собой. (И, вынув из кошелька, дала три рубля.)

В о л и к. Мы, как тетя Дуся говорит, минтом!

Ребята убежали. Василиса Федоровна постояла, покачала головой, поправила полукруглый гребень и вышла из учительской.

З а н а в е с.

ВТОРНИК

УТРО

Вот и сегодня первой в учительской появилась  В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Она подошла к зеркалу, поправила волосы — о эта короткая стрижка под скобку! — одернула жакетку — о этот двубортный костюм с лоснящейся юбкой! — наполнила водой из умывальника узкогорлый стеклянный графин, но полить цветы ей на этот раз не удалось: в учительскую вошла полная  ж е н щ и н а  в расстегнутом пальто, с сумочкой, судорожно зажатой в руке.

— Татуся ночью не ночевала, — сказала она тихо.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Что?

— Татуся ночью не ночевала, — повторила женщина.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Простите, я недослышала.

— Я мама Тани Донченко…

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Что вы говорите?!.

М а т ь  Т а н и. Куда вы ее послали?

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Да никуда, товарищ Донченко, никуда не посылали.

М а т ь  Т а н и. Это как же — не посылали? Взяла у бабушки два рубля и уехала. На общественную работу. Это какая же общественная работа по ночам? Мы в одиннадцатом легли, ее не было. Ну, мало ли бывает — то театр, то кино, то по урокам где-нибудь задержится. А среди ночи — словно стукнул кто — как вскочу, а ее постель не разобрана. Глянула на часы: полчетвертого. Руки-ноги отнялись — куда бежать!.. До шести уж не знаю, как дождалась: позвонила Наташе.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Мордовиной?

М а т ь  Т а н и. Да, Наташе. Она спросонья не поймет ничего, еле добилась.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Ну и где?

М а т ь  Т а н и. Нигде. Как с физкультуры вчера ушла, так никто и не видел. Поверите, вот так и трясет, как лихорадка какая.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. А вы Горе не звонили? Они сейчас дружат.

М а т ь  Т а н и. Да не знаю я. И телефона не знаю. Не дождалась, как в школу можно бежать. Вот и прибежала.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Да вы не волнуйтесь пока, не волнуйтесь. Может, ничего и не случилось.

М а т ь  Т а н и. Ой, случилось!.. Бабушка наша совсем старенькая, глупая стала. Я и денег никогда дома не оставляю, а тут, как на грех, ей пенсию принесли…

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Ну, ничего, ничего, товарищ Донченко, сейчас все выясним. (Сняла телефонную трубку и набрала номер.) Можно Бориса… ммм… Да, да, Владимировича, простите… А Волик дома?.. Я говорю с матерью Волика?.. Это из школы, заведующая учебной частью, здравствуйте. Когда Волик вчера вернулся домой?.. Что значит — поздно?.. Он не рассказывал, где он был?.. Да нет, ничего не случилось. Просто