Бывший дом страхового общества «Россия» возвышался над окрестностями Сретенского бульвара, как огромный корабль, коварной судьбой загнанный в тесный для него док возвышается над более мелкими судами, стоящими по соседству. Для полного сходства с кораблем дому не хватало только русалки на бушприте – впрочем, ее успешно заменяли огромные серые часы, недвусмысленно напоминавшие суетному обывателю, что жизнь его обывательская коротка и лишь искусство – вечно.

Старший следователь СК[1] Орест Волин задумчиво скользнул по корабельному фасаду взглядом, огляделся по сторонам. Что-то вокруг было не так, что-то смущало его наметанный следовательский глаз… Ну да, вот же он, источник смущения! В огромной клумбе напротив дома цвели невыносимо прекрасные багряные маки.

«Маки посреди Москвы – это сильно, – подумал Волин. – Кто, интересно, заведует тут у них озеленением? Они бы еще коноплю высадили для полного восторга».

Мысль была, прямо скажем, фривольная, но, как ни странно, очень естественная. Дело в том, что Орест Витальевич Волин службу свою начинал как борец с наркотиками, и с той поры взгляд его приобрел особенный, недоступный простому горожанину, прицел. Некоторые вещи он видел как бы крупнее, чем они казались остальным, и прозревал в них иное, одиозное предназначение. С этой точки зрения даже обычный клей «Момент» смотрелся весьма подозрительно… Впрочем, что об этом говорить: борьба с подозрительными веществами давно ушла в прошлое, сменившись борьбой с подозрительными гражданами. Борьба же с последними не прекращалась ни на миг, хотя приобретала иной раз неожиданные черты. Как, например, это случилось сегодня.

– Кислое дело, пещера Лейхтвейса, – сразу предупредил его полковник Щербаков. – Нарисовался тут на горизонте один влиятельный бизнесмен по имени Анисим Московкин. Живет по адресу Сретенский бульвар, дом шесть дробь один.

– Хороший адрес, – заметил Волин. – И квартира, наверное, хорошая.

– Хорошая, – кивнул полковник. – Точнее, была хорошая. Потому что вчера она сгорела. При этом сам хозяин считает, что сгорела квартира не просто так, а в результате поджога.

– А что пожарные говорят? – спросил Волин. – Все ж таки их епархия, хорошо бы узнать мнение профессионалов.

– Пожарные говорят: короткое замыкание, – отвечал полковник. – Но Московкин, судя по всему, параноик. Люди с деньгами, понимаешь ли, всюду видят заговоры и покушения на их драгоценную жизнь и еще более драгоценное имущество.

Волин вкрадчиво осведомился, неужели же Следственный комитет пойдет на поводу у параноика и будет искать поджог там, где было явное замыкание?

– Следственный комитет не пойдет, а ты пойдешь, – кратко ответствовал Щербаков. – Московкин – человек влиятельный, может поднять вонь до небес. Так что будь с ним поделикатнее, а не как обычно. Тем более, что у него, как он говорит, есть доказательство поджога…

* * *

Волин заинтересовался: какое-такое доказательство?

– Какое доказательство? – переспросил Московкин, исподлобья глядя на следователя. Взгляд у бизнесмена был не в меру концентрированный, какой бывает у людей, целенаправленно занимающихся развитием воли. – Доказательство самое прямое. Вот, полюбуйтесь.

И он выставил перед собеседником большой фарфоровый кукиш. То есть это буквально была фига, только сработанная из фарфора.

– Вот этот предмет, – продолжал Московкин, – я нашел в спальне, где мы сейчас с вами и сидим. Кстати сказать, только спальню и не тронуло пожаром – успели затушить.

Волин бросил быстрый взгляд по сторонам: затушить-то успели, но комната все равно пострадала. Дорогие с золотом обои и потолок закопчены, кровать, диваны и кресла попорчены водой. А уж про остальные помещения и говорить нечего, огонь там поураганил не хуже, чем бывшие комсомольцы в лихие девяностые. Волин поначалу думал, что с Московкиным они встретятся не на пепелище, а где-нибудь в ресторане. Однако тот, видимо, решил, что следователь – что-то вроде пожарного инспектора и будет осматривать все произведенные разрушения. Так что сидели они отнюдь не в ресторане, а в не до конца сгоревшей спальне.

– Нет, я не спорю, – говорил между тем Московкин, – когда что-нибудь уносят, а потом поджигают – это дело обычное. Но когда, наоборот, приносят и потом поджигают, это уж, извините, верный знак…

Чего именно это верный знак, бизнесмен не договорил, да Волин и не очень слушал его разговоры. Следователь с любопытством осматривал бело-синий, под гжель, кукиш.

– Оригинально, – сказал он, – очень оригинально.

– Ничего тут оригинального нет, – с раздражением заметил Московкин, – страшно топорная работа.

– А вы что же, Анисим Иванович, разбираетесь в фарфоре? – заинтересовался следователь.

– Да тут и разбираться не надо, сляпано кое-как, – проворчал бизнесмен. – Другой вопрос, для чего сляпано и кем подкинуто. Это же явный троллинг, вы же понимаете?!

– Именно, именно. Троллинг, провокация и вообще хулиганство, – согласился Волин, а про себя подумал, что троллинг этот самому Московкину обошелся крайне недешево.

Но Анисим Иванович его не слушал. Его лицо с жесткими чертами миллионера горело огнем праведного гнева. Ничтоже сумняшеся он заявил, что троллей этих, кем бы они ни были, надо непременно поймать и наказать по всей строгости закона.

– Поймаем и накажем, – успокоил его следователь, – и всенепременно притом. А ответьте-ка, Анисим Иванович, честно и откровенно: кому вы могли перебежать дорогу?

Московкин поглядел на него с изумлением.

– Шутите? – сказал. – Я бизнесмен, я кому угодно мог дорогу перебежать, и сам бы об этом не догадался.

Волин покивал, это-то как раз понятно. Но среди тех, о ком можно догадаться, кого бы он выделил особо?

Анисим Иванович неожиданно посмурнел, поскучнел и отвечал в том смысле, что человек он законопослушный, бизнес ведет по правилам, явных врагов у него нет и никого конкретно подозревать он не может. А, впрочем, и не должен, потому что это вести расследование и ловить преступников – дело не потерпевшего, а наших доблестных органов.

Некоторое время доблестные органы в лице старшего следователя Волина мягко пытались разговорить бизнесмена, однако тот был явно не настроен откровенничать. Волин даже намекнул, что ведь поджигатели сами не угомонятся и в другой раз могут сжечь квартиру уже вместе с хозяином, но Московкин на эти рассуждения не повелся и разговорчивей не сделался.

Пока они беседовали, Волин выглянул в окно спальни и снова увидел клумбу – ту самую, с маками.

– Красивые маки, – сказал он. – Не знаете, кто у вас тут благоустройством занимается?