— Вы знаете, что высокие потенции могут быть опасны? Если вы не представляете, что делаете?

Я не стала произносить вслух слова, которые вертелись на языке: «Но это ведь всего лишь вода!»

И вместо этого сказала:

— Да, знаю. Все будет хорошо.

— Ладно, — сказал он. — Но мне придется все-таки дать вам что-то вроде консультации. От чего собираетесь лечиться?

Пока я говорила что-то про головную боль, он сначала зевнул, потом дал мне еще немного поговорить, а потом, по-прежнему меня не перебивая, открыл один из больших ящиков стола и достал оттуда коричневый пузырек.

— Понятно, понятно. Хорошо. Прописываю вам Carbo-v, — сказал он. — С вас восемь фунтов. Это плата за консультацию. Лекарство — бесплатно.

— Спасибо, — сказала я, хватаясь за пузырек.

Я заплатила за «консультацию» и стеклянную бутылочку, которую выбрала раньше, и вышла.

Удивительно, но, когда я снова оказалась на морозной улице, было уже шесть. Свет фар слабо пробивался сквозь туман, и люди шли в теплых шапках и перчатках, с портфелями или пластиковыми сумками, раздувшимися от покупок, или и с тем и другим одновременно. Я решила пока пойти домой, а за святой водой заскочить по дороге к Хизер — я как раз буду проходить мимо собора.

Велосипед Вольфганга был на месте. Руки у меня совершенно окоченели, хотя я всю обратную дорогу держала их в карманах, в одной сжимая стеклянную бутылочку, в другой — Carbo Vegetabilis. Первое, что я сделала, войдя в дом, — это спрятала лекарство в старую банку из-под сахара в дальнем углу одного из шкафчиков — толком даже и не знаю зачем. Потом я выложила пустую бутылочку на стол и пустила на руки теплую воду, стараясь смыть с них холод. Поставила на плиту кофе и отправилась в ванную. Попыталась было расчесать волосы, но они слишком запутались, поэтому я просто собрала их в хвост. Потом посмотрелась в зеркало и в который раз попыталась определить, до какой степени я проклята. Здравый смысл подсказывал мне, что проклятий не бывает. И тогда я подумала о том, что ведь вечером собираюсь приготовить раствор Люмаса и выпить его. Мое отражение в зеркале никак не отреагировало на эту мысль — ну разве что в глазах вспыхнуло легкое разочарование. А если снадобье не подействует никак — что тогда? Обратно к реальной жизни и реальной работе, а теперь к тому же еще и без собственного кабинета. Я немного припудрила свое и без того бледное лицо и слегка подкрасила губы бледно-розовой помадой. Потом сняла джинсы и трусы и вымылась фланелевой мочалкой. Надела новые трусы и те же самые джинсы.

Выпив кофе, я вышла в коридор и постучалась к Вольфгангу. Он открыл почти сразу и пригласил меня на кухню. Ни у него, ни у меня кухня толком не оборудована — всего лишь несколько полок и шкафов с дверцами. Полки Вольфганга доверху забиты орехами, семечками и цукатами в прозрачных пакетиках. В шкафах у него один сплошной алкоголь — собственно, именно за этим я и пришла. Войдя в кухню, я обратила внимание на непривычный запах чистоты. Обычно здесь стоял только стол с пластиковым покрытием и один стул, и если я приходила к Вольфгангу есть, то стул приносила с собой. Сегодня, однако, тут стояло не только два стула, но и горшочек с цветами — в центре стола.

— Как тебе кажется, в такой комнате хочется побыть подольше?

— Безусловно, — ответила я. — Тем более что здесь целых два стула. Ждешь Кэтрин?

— Кэтрин? Нет. С Кэтрин покончено. Жду кое-кого получше.

— Как быстро у тебя все меняется на личном фронте, — восхитилась я.

— Ха! Ага, быстро и неожиданно!

— Ну что ж, в таком случае не буду тебя долго…

— Ты ведь не ужинать у меня собиралась? Потому что ты ведь знаешь, в любой другой вечер…

— Да нет, не волнуйся. К сожалению, я уже знаю, где буду сегодня ужинать. Собираюсь провести вечер с людьми, которые захватили мой кабинет. — Я покачала головой. — Ума не приложу, зачем я вообще туда иду.

— А, понятно. Но раз ты пришла не за моим ужином для гурманов, значит, за чем-то другим?

— М-м-м… Да. Хотела спросить, у тебя не осталось того твоего левого вина?

Перед самым Рождеством Вольфганг купил у какого-то неизвестного лица или лиц бутылок тридцать красного болгарского вина и продавал мне его по фунту за бутылку. За последние пару недель я не купила у него ни бутылки, но к Хизер хорошо бы было прийти с вином, а платить за него пятерку в супермаркете, когда у меня осталось не больше десяти фунтов, не хотелось.

Он возмущенно помотал головой:

— Левого? Как тебе не стыдно называть мое вино левым!

Я засмеялась:

— Ладно-ладно. Твоего абсолютно легального вина.

Он скосил глаза в сторону одного из шкафчиков:

— Пара бутылок еще есть.

— Я возьму одну?

— Конечно.

Он достал из шкафа бутылку. Этикетка была на болгарском, и из-за этого вино выглядело очень аутентично и даже, не побоюсь этого слова, дорого.

— Как ты там вообще поживаешь? — спросил Вольфганг, протягивая бутылку.

— Ага, — ответила я и дала ему за это монету в один фунт. — Странно поживаю. Кстати, я тебе говорила? Я дочитала книгу.

— Проклятую?

— Да.

— И как, был в ней рецепт? Уже все ингредиенты нашла?

Я не стала спрашивать, какого черта Вольфганг решил, что, стоит мне узнать, из чего состояло снадобье, я немедленно начну разыскивать ингредиенты.

— Нет, — соврала я. — К сожалению, рецепта не было.

— И что же случилось с мистером Y?

— Почти все, чего он опасался. Хорошо только одно: он все-таки приготовил микстуру и принял ее — и она действительно перенесла его обратно в Тропосферу. Но дальше начался сплошной мрак. Сначала он вошел в сознание своей жены и обнаружил, какой несчастной он ее сделал. Потом побывал в сознании своего конкурента и понял, что никогда не сможет его одолеть. Перед тем как стало очевидно, что им с женой придется отправиться в работный дом, он обнаружил кое-какие подробности устройства Тропосферы. Оказалось, что из сознания одного человека можно перескакивать в сознание другого — как мистер Y и предполагал. И таким образом можно путешествовать в воспоминаниях… Получается настоящий серфинг, хотя мистер Y дал ему свое название — «педезис».

— В воспоминаниях?.. Это ведь почти как путешествия во времени?

— Думаю, подтекст тут именно такой.

Я запомнила предпоследний абзац книги.

Я не обрел счастья — как не обрел и богатства — в сумерках тропосферы. И все же, находясь в ее пределах, я чувствовал нечто похожее на то, что, возможно, чувствует птица, скользящая по воздуху: перемещаясь по этому новому миру, я знал, что свободен. И пускай в телесном мире я был раздавлен, в мире сознаний я летал — возможно, не как птица, но как человек, который стремительно переносится через бурную реку по торчащим из воды камням, и каждый следующий камень становится трамплином для прыжка на многие другие. Я немало преуспел в методе перепрыгивания во все новые и новые сознания и перемещался по ним легкими и быстрыми шагами — с легкостью серфера, поймавшего волну. И решил назвать это движение «педезис» — от греческого πήδησις. Эта река с ее камнями, подобно пейзажу с рассыпанными тут и там домами, стремилась вперед — да, — но и назад она стремилась тоже. И поэтому однажды я решил совершить педезис-скачок в туман самого времени. На этом я заканчиваю свой рассказ, ибо сегодня в полночь планирую отправиться в путешествие в самое сердце тропосферы. Не думаю, что когда-нибудь вернусь, чтобы закончить свой рассказ, — уж слишком далеко я буду от того места, в котором он начинался.