Мой юношеский энтузиазм, ха-ха-ха! А я ведь взвалила на свои плечи века разочарований и провалов моих предшественников, я, комедиантка, приняла в наследство их потаенные слезы и горечь поражений. Триумф невозможно складировать, как мед в ульях, он, будто ярко расцвеченная бабочка, вспархивает и улетает в небеса, это только провалы судорожно цепляются один за другой и множатся, множатся…

К сожалению, мне это уже знакомо. Я вышла замуж за Зигмунда, потому что влюбилась в него. Но он уже давно перестал быть для меня авторитетом. Да, я жалела этого вечно замотанного школьного преподавателя, который изо всех сил старался быть актером, но у него это не очень-то получалось. Примерно такими были мои мысли о нем. Но в тот день, когда во время генеральной репетиции «Кабалы святош» Зигмунд заиграл во всю силу, по-настоящему, я поняла, что именно этого мне в нем не хватало…

Разумеется, я не искала в ней мать, а она во мне дочь. Это была настоящая дружба – редкость в среде театральных артистов. Может, поэтому им были непонятны наши взаимоотношения, и о нас с Эльжбетой, как когда-то обо мне и Зигмунде, стали кружить омерзительные сплетни. Кстати, как раз в нашем с Эльжбетой случае можно было говорить об играх в Пигамалиона и Галатею…

Очередная репетиция, которой я так боялась, обернулась победой. Роль была у меня в руках, я вела ее крепко, не позволяя вырваться из-под моего контроля.

Коллега, игравший Воланда, лежал, вытянувшись во весь рост, на кровати, на нем была длинная рубаха, заплатанная на плече. В вырезе ворота светилось голое тело и висел искусно вырезанный из камня скарабей на золотой цепочке.

Репетиция в самом разгаре. Вхожу я. Гелла натирает колено Воланда мазью, а он держит в руках шахматную фигурку. Они с Бегемотом (его роль исполняет один из моих любимых партнеров) играют в шахматы. При появлении Маргариты кот прячется под кровать.

ВОЛАНД:

– Приветствую вас, королева, и прошу меня извинить за мой домашний вид.

Воланд берет длинную шпагу, наклонившись, шевелит ею под кроватью.

ВОЛАНД:

– Вылезай! Партия отменяется. Прибыла гостья.

Я:

– Ни в коем случае, мессир…

В эти слова я вложила все, что так долго искала и не могла найти. Эту фразу Маргарита сказала негромким, но ясным голосом, а потом улыбнулась.

МАРГАРИТА:

– Я умоляю вас не прерывать партии. Полагаю, шахматные журналы заплатили бы недурные деньги, если б имели возможность ее напечатать.

Эту реплику я произнесла тем своим, прежним голосом, который шел изнутри… Меня охватило чувство триумфа, но я изо всех сил старалась, чтоб другим это не было заметно. Однако они и прежде были глухи. Не обратили внимания на то, что со мной происходило, или же я была слишком хорошей дублершей самой себя.

Вернувшись домой после репетиции, я не находила себе места. Произошло чудо, а я не могла никому об этом рассказать. Даже Зигмунду. Одна лишь Эльжбета приняла близко к сердцу мои проблемы и согласилась порепетировать со мной у себя дома. Я считала, что это говорит о многом. Не до конца отдавая себе отчет в том, что делаю, я побросала в чемодан кое-какие вещи, будто повинуясь внутреннему приказу – явиться к ней домой с вещами. При этом не задумываясь о том, ухожу ли я от Зигмунда на время или навсегда.

А он все читает. Шелестят страницы.

– В этот момент сцена наполняется персонажами, это уже не призраки, а живые люди. Актер вдруг понимает, что пришел день начала репетиций. Он набирает побольше воздуха в легкие и говорит: «КОРОЛЬ ЛИР: Тогда еще не все пропало. Если хотите поймать, побегайте за мной. Лови, лови, лови!»

…

Его голос смолкает. Потом слышу:

– Это были последние слова роли и, как потом оказалось, вообще последние слова Тадеуша в жизни… Он вошел в кулисы и там упал… В фильме мы услышим звук падающего тела, но через какое-то время Актер выходит на поклон. Таким образом, мы даем зрителю понять, что по-настоящему великий актер способен обмануть даже смерть…

«А ты хочешь обмануть самого себя…» – подумала я.

И снова я в прихожей ее дома, стою все под той же книжной полкой.

– Комната наверху ждет тебя, – говорит она, не задавая никаких вопросов.

Зато их задал Зигмунд, позвонив вечером.

– Где моя жена? – спросил он напрямик – трубку взяла Эльжбета.

– Которая по счету?

– Я не расположен шутить.

– Никто и не собирается с тобой шутить. Тут две твоих жены – старшая и младшая.

– И как долго они намереваются быть вместе?

– Сам ее спроси, – ответила Эльжбета, передавая мне трубку.

Я судорожно сглотнула, потому что у меня внезапно пересохло в горле.

– Зигмунд… В последнее время у меня возникли проблемы с собой и… – замялась я, – я решила пожить немного у Эльжбеты…

– А почему не у королевы английской? – Он был страшно расстроен, не мог совладать со своим голосом, его хваленая дикция изменила ему. – Ты вообще соображаешь, что творишь? Вся Варшава со смеху лопнет.

– Мы это уже проходили.

– Однако тогда я не был посмешищем для всех.

– Боишься сплетен? – вмешалась Эльжбета, которая, оказалось, подслушивала наш разговор по другому аппарату.

От удивления мы оба с Зигмундом онемели.

– Не смогла отказать себе в удовольствии – мне необходимо было услышать, что ты ей ответишь… – в голосе Эльжбеты пробивались злорадные нотки, – то же самое, что и мне, когда я умоляла тебя не уходить из дома? Вся Варшава станет трубить об этом, сказала я тебе тогда. Помнишь, что ты мне ответил?

– Не помню.

– А я тебе напомню. Ты сказал мне: «Меня не волнует, что подумают другие. Я, как любой чистильщик сапог или машинист, имею право на счастье».

– Да, но теперь ситуация изменилась – меня назначают ректором театральной школы.

Эльжбета на том конце провода прыснула со смеху:

– Ответ, достойный Гамлета.

Зигмунд бросил трубку, а я жутко расстроилась. Ведь я ни в коей мере не хотела усложнять ему жизнь, просто не отдавала себе отчета, как это все будет выглядеть со стороны. Я давно уже не думала в таких категориях «муж и две жены», скорее думала, что нас трое: Зигмунд, Эльжбета и я. И тут до меня дошло, что мне придется сделать выбор между ними, раз я совершила шаг, который привел к конфронтации.

Я медленно поднялась по лестнице в комнату, которую Эльжбета приготовила для меня. Особенно потрясла застеленная кровать с разложенной на ней ночной сорочкой. Как будто Эльжбета заранее знала, что я у нее появлюсь. Кажется, это была та самая ночнушка, которую я уже надевала, когда оставалась у нее на ночь, только свежевыстиранная и отутюженная. «А что, если это новая ловушка? – подумалось мне. – А я – всего лишь послушный инструмент в ее руках?» На первый взгляд я сама принимала решение оставить Зигмунда на какое-то время.