Кавказа. Для аланских племен был характерен обычай искусственной деформации черепов. На могильник у МТФ-3 встречены четыре черепа с искусственной деформацией. Все это позволяет говорить о присутствии аланов на Средней Кубани. Письменные источники сообщают, также о том, что на Кубани проживали болгарские племена. Эти сообщения подтверждаются археологическими материалами. На Кубани открыт ряд селищ, служивших зимниками кочевых болгар. На многих памятниках найдены фрагменты глиняных котлов с внутренними ушками. Такая посуда характерна для древнеболгарских племен. Видимо, правильнее будет говорить о том, что в среде болгарских племен в районе ст. Старокорсунской проживала локальная группа алан. Появление этой группы в указанном регионе пока трудно объяснимо. Возможно, что это часть алан, пришедших на Среднюю Кубань после походов арабов в первой половине VIII в. через Дарьяльский проход на Северный Кавказ.

Любеч по новым данным

И.В. Кондратьев, д.и.н., в работе [Любечский замок: в поисках символов и смыслов. 2021. 16 с.] приводит анализ всех работ Б.А. Рыбакова с названием Раскопки в Любече. Показано, что в статьях утверждается, что Замковая гора в Любече за 1957–1960 гг. была исследована полностью, хотя, как показали современные работы на замке, это не соответствовало действительности… Современная историческая наука накопила достаточный комплекс знаний по истории фортификации Любечского замка. С 2009 г. по настоящее время в Любече работает археологическая экспедиция под руководством Е. М. Веремейчик. Приоритетом работы экспедиции в 2010–2012 гг. стали работы в северной части Замковой горы, которая не была раскопана экспедицией Б. А. Рыбакова. Неисследованные участки найдены и в других местах, в том числе при въезде в замок и склонах. Любеч никогда не прекращал своей жизнедеятельности, но его центральная часть постоянно перестраивалась, что привело к значительным повреждениям, а иногда и к полному уничтожению древних культурных наслоений. Появление города современными исследователями относится к концу IХ — 1-ой четверти Х в. [Веремейчик О.М. Історична топографія Любеча… С. 116]. Расцвет Любеча приходится на XII–XIII вв., именно к этому периоду относится основной культурный слой на Замковой горе. На Замковой горе было зафиксировано 11 построек — из них 9 датировались концом XІІ — 1-ой половиной XIII в., а две — XVIII в. Было выделено три периода фортификационного строительства: древнейший из них содержал керамический материал XII–XIII вв., второй — XVI — начала XVII в., третий — второй половины XVII — начала XVIII в. А вот наличие фортификационных сооружений X–XI вв. проследить оказалось проблематично. Сравнение фортификационных традиций с интерпретациями Б. А. Рыбакова позволяют утверждать, что созданные реконструкции Любечского замка X–XІ вв. не соответствуют заявленному историческому периоду, а представляют собой трактовку сооружений XVI–XVII вв. На несоответствия первым обратил внимание историк архитектуры В.В. Вечерский [Любецькие укреплення… С. 40]. Нехарактерны для региона и шатровые церкви. Инвентарь Любеча 1606 г. свидетельствует об удивительной идентичности замков XII и XVII вв. По мнению автора, Б. А. Рыбаков выдал за замок Любечскую крепость, реконструированную в конце XVII в. [Вечерський В. 1) Що знайшов академик Рибаков… С. 8; 2) Любецькиеі укреплення… С. 38–40]. Кроме этого, исследователи обращают внимание на несоответствие собранного вещевого материала предлагаемой датировке замка, что заставляет усомниться в предложенной… интерпретации памятника [Даркевич В.П. Происхождение и развитие городов… С. 48]. Наследие Б. А. Рыбакова неоднозначно оценивали и многие историки археологии, указывая на отсутствие строгой методики исследований и спекулятивность некоторых выводов [Клейн Л.С. История российской археологии… С. 171, 193–194; Формозов А.А. Русские археологи в период тоталитаризма: Историографические очерки. М., 2006. С. 93]. Допустимо ли использовать созданный Б. А. Рыбаковым образ Любечского замка? Созданный образ, ранее искусственно привязанный к Х — ХII вв., в действительности соответствует тому периоду, когда город был значительным приграничным центром Великого княжества Литовского и Речи Посполитой.

Т. о., делаем выводы. Во-первых, появление поселения на месте Любеча варьируется современными исследователями в интервале конец IХ — 1-ая четверть Х вв. Основанием для этого служат находки лепной керамики. Во-вторых, созданные Б.А. Рыбаковым реконструкции ранее искусственно привязанные к Х — ХII вв. представляют собой сооружения XVI–XVII вв. В-третьих, нет следов фортификаций X–XI вв. Значит Любеч в IX–X вв. не мог быть укрепленным пунктом. В-четвертых, упоминание о Любечском съезде 1097 г., которое есть во всех научно-популярных и академических изданиях, школьных и вузовских учебниках, видимо, послужило основой для неверного отображения Б.А. Рыбаковым археологических данных.

Корабли руссов в IX–X веках

По материалам [38, 133] и археологическим данным. Применительно к бассейну Черного и Азовского морей в источниках можно встретить термины моноксилы, однодревки, скедии, лодьи, корабль и пр. Греческое наименование моноксилы означают одно дерево. Скедия — тоже греческий термин, обозначавший наскоро построенную лодку. Возможно, в его употреблении отразилось пренебрежительное отношение византийцев к варварам — руссам.

Однодревки — они названы потому, что киль судна изготавливался из одного дерева. Размеры судов-однодеревок были весьма различны: от челна на 2–3 человека до большой ладьи или корабля на 40–60 человек. Маленькие челноки на 3 человека, выдолбленные из одного дерева, получили название ботник. Они оснащались рулевым (кормовым) веслом и никогда не имели уключин и распашных вёсел; челн был слишком узок для них. Известна на то время парусно — гребная рыбацкая лодка на Азовском и Чёрном морях с названием дубок.

Для изготовления более вместительных судов использовались стволы деревьев длиной до 20 м, шириной в разводе до 3 м. Средневековая лодка-долблёнка длиной 9 м, шириной — 1,15 м. Борта имеют толщину до 7 см, а днище — до 20 см. Лодку внутри выжигали, затем внутреннюю поверхность обрабатывали топором, а форму ей придавали грубым инструментом. Выдолбленный чёлн заполняли водой, в которую опускали раскалённые на кострах камни. Происходил процесс распаривания древесины; потом её раздвигали поперечными распорками и клиньями. Метровый в диаметре ствол хвойного дерева при такой обработке можно было растянуть до 1,5 м. Высота такого челна составляла 0,6–0,7 м; длина, возможно, достигала 10–12 м. После изготовления остова судна наращивали его борта досками. Эти грубые доски изготовляли без применения пил, раскалывая стволы клиньями и обрабатывая топорами. По бортам в найденных остатках имеются небольшие отверстия, которые могли служить как для крепления на растяжках небольшой мачты, так и для привязывания вёсел. Создавали их и в Черноморском регионе. Согласно Страбону небольшие, узкие и лёгкие лодки вместимостью приблизительно до 25 человек; у греков они называются камарами — крытыми судами…. Подобные плавсредства были, по утверждению Тацита, и у крымских тавров. Наращивание бортов для большей вместимости осуществлялось двумя способами — насадным и набойным. Суда с дощатой обшивкой внакрой назывались набойными, суда с обшивкой вгладь — насадами. У насадов доски бортовой обшивки соединялись вгладь так, что их кромки плотно примыкали друг к другу, создавая гладкую поверхность бортов. Имели высоко поднятые нос и корму. Крепление обшивки и соединение частей