Суицид, последний жест отчаяния, со всех сторон подкрадывался к Гитлеру, толкая его близких на добровольный уход из жизни. Сам он несколько раз находился на грани самоубийства: во время Пивного путча в 1923 году, после смерти Гели в 1931 году и после кризиса со Штрассером в 1932 году. Генриетта, дочь Гофмана, уже вышла замуж за лидера гитлерюгенда Бальдура фон Шираха и, следовательно, стала проводить меньше времени с Евой. Хенни говорила: «По-моему, некоторые люди притягивают к себе смерть, и Гитлер определенно был одним из них». Слишком многих, тянувшихся к нему, притягивало и самоубийство. Поразительно, как много близких ему женщин пытались наложить на себя руки — и некоторым это удавалось. Как мы уже знаем, первой была Мими Райтер в 1926 году.

Затем Гели, в 1931-м. 1 октября 1937 года актриса и морфинистка Рената Мюллер, хваставшая рядом интимных свиданий с Гитлером, увидела из окна, как подъехала машина, из которой вышли четыре офицера СС. Она запаниковала, прыгнула вниз и разбилась насмерть. По другой версии, фрейлейн Мюллер выбросили из окна сотрудники гестапо за любовную связь с евреем. Причина смерти так и не была доподлинно установлена, но очень похоже, что она сама свела счеты с жизнью. Юнити Митфорд, безусловно, рассчитывала умереть 3 сентября 1939 года, в день, когда Британия объявила войну Германии, хотя пуле, которую она выпустила себе в висок, понадобилось восемь лет, чтобы прикончить ее. Белокурая Инге Лей, прекрасная и несчастная супруга доктора Роберта Лея, лидера Германского трудового фронта, погибла 10 декабря 1942 года, выбросившись из окна берлинского отеля, предположительно после того, как написала Гитлеру письмо, глубоко задевшее его. (Говорили, что она погубила себя в отчаянии от того, что война проиграна, только вот в 1942 году о поражении еще никто не думал.) Приведенный список самоубийц далеко не полон: он не учитывает множество — возможно, сотни или тысячи — евреев, большевиков, гомосексуалистов, католиков, цыган и прочих, кто предпочел смерть ожиданию грохота шагов на лестнице и тяжелых ударов в дверь.

Но непрерывную угрозу жизни Гитлера представляло скорее убийство, чем самоубийство. Немецкая политика двадцатых и тридцатых годов носила откровенно насильственный характер. Соперничающие группировки завязывали уличные бои, нередко убивая своих оппонентов. Только с 1919 по 1922 год 376 политических убийств было совершено людьми, которых война приучила к насилию. С самых первых дней в качестве вождя нацистской партии Гитлер осознавал риск и необходимость обеспечить свою личную безопасность. Его паранойя, «профессиональная болезнь» диктаторов, часто бывала оправдана. Телохранители СС образовывали практически непробиваемый щит, и все же с 1921 по 1945 год имели место как минимум сорок шесть крупных заговоров и покушений на его жизнь — чуть ли не по два в год. Десять из них пришлись на один только 1933-й, когда Гитлер стал канцлером и его амбиции раскрылись во всей полноте. Он сам говорил: «Никакой охране не справиться с убийцей, который из идеалистических соображений готов безоглядно рисковать жизнью, чтобы совершить желанную расправу. Я вполне понимаю, почему девяносто процентов исторических покушений увенчались успехом».

Не исключено, что именно пример Гели подсказал Еве, что самоубийство — единственный способ заставить Гитлера воспринимать ее всерьез. Парадоксальным образом сработать он мог, только если она выживет, однако намерение должно быть подлинным. «Крик о помощи» на него бы не подействовал. В течение октября 1932 года фюрер был занят по горло, произнося речи по всей Германии. 6 ноября предстояли всеобщие выборы, и шансы НСДАП выглядели не слишком обнадеживающе. Гитлер отдавал все силы предвыборной кампании, чтобы заручиться поддержкой народа и набрать голоса для партии. Два месяца он почти не появлялся в Мюнхене. Четыре решающие недели он взывал к толпе в шестидесяти разных городах, перемещаясь на новеньком «Юнкерсе-52», предоставленном ему компанией «Люфтганза» благодаря интригам Геринга, который служил пилотом во время Первой мировой войны. Только 1 ноября Гитлер произнес вдохновенные речи в четырех местах, а на следующий день уже должен был выступать в Берлине.

Но в ночь на 1 ноября 1932 года, накануне Дня всех святых, Ева Браун попыталась покончить с собой. Остальные члены семьи проводили вечер вне дома, а она осталась, возможно надеясь без помех поговорить с Гитлером по телефону. Он не звонил. Она ждала до полуночи и в час, когда дьявол является на шабаш ведьм, взяла пистолет отца времен Первой мировой войны из ящика ночного столика и выстрелила себе в шею. Пуля попала рядом с яремной веной, и Ева истекала кровью. Ильзе, вернувшаяся домой пораньше, нашла ее в самый последний момент. Позвали доктора, на молчание которого можно было рассчитывать, и он отвез Еву в больницу, где срочное хирургическое вмешательство предотвратило смертельный исход. Гитлер принял эту неуклюжую попытку самоубийства за чистую монету: слишком уж рискованно стрелять себе в шею, просто чтобы кого-то напугать. Он прервал свою кампанию и бросился к ней в больницу с огромным букетом цветов. К его невероятному облегчению, Ева выжила. Совершенный всего через два года после самоубийства Гели, ее отчаянный поступок пробудил в нем чувство вины, что бывало редко. Он действительно пренебрегал ею, второпях уделяя несколько часов, за которыми следовали бесконечные вечера, когда она напрасно ждала его звонка. Или назначал свидания у Гофмана, на которые не приходил, не позаботившись даже предупредить ее. Осознание всего этого, как и, несомненно, боязнь скандала, заставили его отныне посещать ее чаще, относиться к ней внимательнее и нежнее.

Алоис Винбауэр считал, что после чуть не произошедшего несчастья Гитлер не просто пошел на уступки, а начал по-настоящему любить Еву. В своей «Истории семьи» он пишет: «… [в то время как] простодушная и доверчивая Ева Браун видела в Адольфе Гитлере, возможно, не только романтического героя своих грез, но и мужчину, предназначенного ей судьбою». Дальше он продолжает: «Поворотный момент пришелся на начало 1933 года: Гитлер открыто объявил о своих нежных чувствах. Новый канцлер Германии, провозгласивший себя вождем нации, 6 февраля (в ее день рождения) признался дочери преподавателя мюнхенского технического училища, что она является избранницей его сердца. Ева была тронута и поражена этим признанием». Звучит не слишком правдоподобно. Учитывая сумасшедший график Гитлера, трудно представить себе, когда только что назначенный канцлер успел съездить из Берлина в Мюнхен, чтобы признаться Еве в любви. Хотя урвать время для интервью с Daily Mail ему удалось. Но дядя Алоис не говорит, что они именно встречались. Гитлер вполне мог позвонить ей — в конце концов, это был день ее совершеннолетия. Он сам или кто-то по его поручению послал ей в подарок вместе с традиционным гигантским букетом гарнитур из турмалинов (светло-зеленых полудрагоценных камней): ожерелье, кольцо и серьги. Украшения подходили к бледной коже Евы и смотрелись на ней, должно быть, элегантно, но не слишком экстравагантно. В 1932 году ее день рождения был проигнорирован. В 1933-м все изменилось.

Похоже, что всего через год после смерти Гели Гитлер уже нашел ей преемницу. Ева стала признанной и частой гостьей в Оберзальцберге. Без сомнения, из уважения к фрау Раубаль (вряд ли та возликовала от того, что ее дочери так быстро отыскалась замена) ей не отвели комнат в большом доме рядом с Гитлером. Она вынуждена была тесниться бок о бок с секретаршами в соседнем Платтерхофе. Надо полагать, любовью они занимались второпях и втайне от всех, что, возможно, только подстегивало возбуждение.