Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Учитель! Всё в порядке! Деньги латышам уже везут! А пока, представьте себе, нашлись трезвые матросы. Экипаж товарища э-э-э… Железнякова. Инструкции им уже получены. Всё будет вежливо. Я с ними.
– Возьмите с собой Сталина и его людей! Чтобы завтра утром и духа не было этой Учредительной херни!
Ленин смотрит на часы и быстро выходит.
У окна примостился на стуле Троцкий. За столом Ленин. Перед ними три женщины. Мать Терещенко, её дочь Пелагея и гражданская жена Терещенко.
– Маргарет Ноэ.
– Вы должны мне помочь. Я заберу сына. Мы уедем из страны. В конце концов, жена Михаила беременна.
– Что вы говорите?! – сочувственно – злорадно восклицает Ленин.
– Я не понимаю, почему уже всех министров отпустили и некоторые вообще с вами сотрудничают. А мой сын…
– Буду с вами предельно откровенен, уважаемая Елизавета Михайловна. Мы не совсем контролируем ситуацию в городе. Вы же знаете, что случилось с депутатами Учредительного Собрания от партии кадетов Шингаревым и Кокошкиным. Известно что у вашего сына есть враги. Как-никак, а он был министром во всех трёх правительствах. Так что будем рассматривать нахождение вашего сына в тюрьме акцией спасения. Очень хочется в это трудное время сберечь его для государства и для вас.
Троцкий с удовольствием слушает Ленина, поражаясь его иезуитству. В дверях появляется Свердлов.
– Владимир Ильич, тут у меня…
– Заходите, Яков Михайлович, – говорит матери Терещенко – Это товарищ Свердлов. Он Председатель Всероссийского Исполнительного комитета. Можно сказать, хозяин страны. Мы его все боимся. А это, Яков Михайлович, семья бывшего министра Терещенко.
Свердлов здоровается. Внимательно смотрит на семью.
– Вот решаем вместе, как сберечь нам товарища Терещенко – говорит проникновенно Ленин.
– Это очень важно, Владимир Ильич! Я со своими мелочами попозже зайду.
Свердлов выходит. У двери он оглядывается и ещё раз смотрит на семью Терещенко.
– Я думаю, что волноваться не надо. Ждать осталось немного, – Ленин жмёт руку матери и провожает их всех к двери.
Дверь за ними закрывается.
– Спасибо вам, Лев Давыдович, что посидели с таким сочувственным выражением на лице. А то эта мадам…
– Долг платежом красен, Владимир Ильич. Надеюсь, что и вы на каком-то моём разговоре посидите с этим сочувственным видом. Кстати, американский посол просил не задерживать семью Терещенко в стране.
– Да пусть выметаются. К чёртовой матери!
Три женщины идут по коридору. Плачет Марго.
Терещенко огрызком химического карандаша пишет записку:
«Дорогая мама, не ждите меня. Поднимайтесь. Увозите Марго. Уезжайте все до одного! Как только меня выпустят, я приеду к вам».
Сворачивает лоскуток бумаги. Прячет в башмак.
Идёт снег. Заключённые на прогулке идут по кругу. Терещенко и Рутенберг разъединены. В центре двора старший надзиратель. Вдруг все останавливаются, потому что из города слышна стрельба и рокот пулемётов. Ветер доносит вой толпы.
Встревоженный старший надзиратель свистит в свисток:
– Прогулка закончена! По камерам! Забегали надзиратели.
Заключённых быстро ведут по коридорам. Разводят по камерам. Гремят засовы. И где-то вдалеке залпы. Стрекочут пулемёты.
Рутенберг не спит. В тюрьме шумно. Слышно, как въезжают в тюремный двор машины. Рутенберг выстукивает тюремным телеграфом по стенке камеры вопрос. Ждёт ответ. Получает. Сидит и раскачивается от горя.
Видения Рутенберга:
Снег. Мороз. Во главе толпы рабочих, женщин с детьми идёт священник Гапон с высоко поднятой рукой. В руке крест. Рядом с ним идёт молодой Рутенберг.
ТИТР: 9 января 1905 года «Кровавое воскресенье»
Расстрел царскими войсками мирной манифестации. Густая цепь солдат на фоне Зимнего Дворца. Команда «Целься!» Частокол винтовок. Залп. Мятущаяся под пулями толпа. Рутенберг бросается и своим телом накрывает священника. Тащит его подальше от выстрелов. Вокруг кровь, тела в агонии. Вылетают казаки на конях с шашками наголо. Рутенберг прячет за забором священника. Переодевает его в своё пальто. Состригает ему бороду. Чтобы не узнали. А Гапон в истерике вырывается из рук. Рутенбергу приходится бить его по щекам, чтобы привести в чувство.
Терещенко на кушетке. Ему ставят банки. Он передаёт врачу записку. В соседнем отсеке делают перевязку Рутенбергу. Тут же сидит матрос – надзиратель. Так что поговорить нельзя. Только переглядываться.
Терещенко ведут по коридору обратно в камеру. Он проходит мимо поста дежурного. Видит обрывок газеты на тумбочке. Хватает и быстро прячет под тюремной курткой. В камере Терещенко расправляет листок. Это обрывок газеты «Правда». Читает.
Видения Терещенко:
Атлантический океан Район Антильских островов. Солнце танцует на гребнях волн.
В иллюминаторах солнце и бескрайний океанский простор. На постели бесстыдно раскинулась Марго.
Открывается дверь камеры Терещенко.
– Эй, сиделец. Баня! – объявляет надзиратель.
Голый, отощавший Терещенко получает тазик, кусок солдатского мыла. И тут в моечную запускают Рутенберга. Они радостно обнимаются.
– Такая интимная обстановка, Миша, – шутит Рутенберг. – Теперь я, как честный человек обязан на вас жениться. А пока потрите мне спину, пожалуйста.
– Я впервые в жизни украл… – шепчет Терещенко, трёт спину. – Кусок газеты «Правда». Там пишут, что Учредительное собрание закончилось без каких-либо решений и постановлений. Странно.
– Оно не закончилось. Ленин его разогнал. А когда пошла мирная демонстрация с требованием «продолжить работу Собрания!» он её расстрелял. Из пулемётов, за которые он поставил латышей и китайцев. Да! Это то, что мы слышали во время прогулки. Тысячи жертв! В том числе так ему «близких по духу пролетариев». С Путиловского, Обуховского, Патронного и других заводов. И ведь они шли под красными знаменами Российской социал-демократической партии! То же самое случилось в Москве. А месяц назад в Могилёве растерзан матросами генерал Духонин.