– Что вы хотите сказать? Полагаете, Себастьян знал, что кто-то хочет его убить?

Он громко фыркнул, воинственно скрестив руки на груди.

– Глупости! Никаких подозрений. Себастьян жил легко и радостно, наслаждаясь каждым днем и каждым своим поступком. К примеру, известно ли вам, что он оплатил операцию пятилетнему ребенку малоимущих эмигрантов из Алжира? Или что он ежеквартально переводил крупные суммы на счет брюссельского приюта для бездомных животных?

– А когда он написал завещание в пользу Мунка?

Возможно, мой вопрос прозвучал немного резковато, прервав перечень добрых дел покойного магистра, но мне захотелось узнать ответ на этот простой вопрос – сам не знаю почему.

Нотариус изучающе посмотрел на меня.

– Полагаю, и сам Мунк вполне мог бы дать вам ответ на ваш вопрос – он подробно ознакомился с завещанием у меня в конторе и теперь в курсе всего. Себастьян написал его в сентябре прошлого года. Это что-то значит для вас?

Я неопределенно пожал плечами. Сентябрь. Именно тогда началась вся эта история с золотыми арканами на Мальорке, в сентябре же профессор Мунк предложил Люси в качестве художника и она стала рыцарем, а у нее поселился пройдоха Марк… И вот теперь выясняется, что в сентябре магистр отчего-то решил сделать своим единственным наследником Питера Мунка. С какой стати?

– Само собой, он не поделился с вами, почему сделал свой выбор в пользу Питера Мунка?

Нотариус снова расхохотался.

– И не подумал! К тому же я знать не знал, кто такой Мунк. Мое дело было должным образом оформить волю Пилцига.

Я попытался потянуть еще за одну ниточку:

– А вы можете сказать, кто были два свидетеля, подписавшие завещание?

Старик весело хмыкнул:

– Представьте себе, могу. Первой была моя секретарша, одинокая мадам Сессон, страдающая избыточным весом, – ныне, став пенсионеркой, она уехала жить в деревню под Антверпеном; а второй была фрау Диптих из Вены, племянница моей покойной супруги, которая как раз заскочила ко мне, будучи в Брюсселе проездом. Вас что-то еще интересует? Мне пора возвращаться в контору.

Что ж, напоследок стоило уточнить вопрос с мансардой:

– Прошу уделить мне еще пару минут, мсье! Полагаю, именно вы оформляли покупку мансарды на улице Золотарей?

Нотариус молча кивнул, тут же хитро прищурившись.

– А вы случайно не знаете, почему Пилциг решил приобрести именно эту крошечную комнатку под крышей?

– Случайно знаю. – Лерус усмехнулся. – Именно в этой мансарде когда-то трудился ювелир Пилциг, прадед Себастьяна. Со временем Себастьян хотел сделать там что-то вроде музея, восстановив обстановку мастерской прадеда. Что-то еще?

Он нетерпеливо посмотрел на свои часы.

– И последний вопрос. Вам неизвестно – кто-нибудь еще из окружения Пилцига знал об этой покупке?

Нотариус передернул плечами.

– Понятия не имею, кого конкретно вы имеете в виду. Знаю лишь, что о самом факте продажи мансарды Себастьяну сообщил какой-то отшельник.

Это было нечто новенькое.

– Отшельник?

Нотариус вздохнул и поднялся.

– Во всяком случае, так назвал его Себастьян. Он позвонил мне и сказал: «Ты не поверишь! Отшельник сообщил мне долгожданную весть: наконец-то мою мансарду продают!»

Мне только и оставалось поблагодарить славного человека за приятную беседу и дивный чай, на прощание обменявшись крепким рукопожатием на выходе из чайной.

После беседы с нотариусом я заскочил в отель за зонтом, потому как вновь стал накрапывать дождь. И тут мне неожиданно повезло. С зонтом под мышкой я заглянул в номер Аиши, чтобы убедиться, что у моей подруги все в порядке, и, возможно, пригласить ее вместе пообедать, и обнаружил двух подруг, мирно воркующих на диванчике, – Аишу и ледышку Люси, разыскиваемую всей журналистской братией Брюсселя.

– Какие люди! – Я не сдержал своей алчной радости, так что Люси немедленно вздернула подбородок с самым воинственным видом. – И что это вы тут делаете? Пытаетесь избежать ареста?

Аиша поспешила заступиться за подругу, благородно позабыв все свои недавние слезы.

– Послушай, перестань ехидничать, Люси и без тебя все травят. Но она не виновата! Поверь мне на слово. Мы беседуем с ней уже третий час, вспомнили все аспекты этого дела…

– И к какому консенсусу пришли?

Я плюхнулся в просторное мягкое кресло, откинув в сторону зонтик и уставившись на девиц.

– Зачем вы пришли? – ледяным тоном резанула Люси. – Если желаете, можете немедленно позвонить журналистам и сообщить, что я прячусь от них здесь. Ну, давайте, не стесняйтесь!

Я сдержанно улыбнулся.

– Скажу честно: никогда не страдал излишней стеснительностью. Но звать сюда журналистов пока что в мои планы не входит. Предлагаю ответить на несколько вопросов, и я оставлю вас одних.

Люси молча ждала моих вопросов, уставившись на меня голубыми глазками.

– Ну?

Я глубокомысленно подпер щеку рукой.

– Сентябрь прошлого года – насколько я понимаю, в это время вы как раз стали рыцарем ордена?

Она молча кивнула вместо ответа. Я кивнул в свой черед.

– Отлично. Полагаю, в сентябре вы уже знали о золотых арканах?

Снова кивок.

– С Марком вы также были знакомы, и он проживал у вас. Полагаю, вы могли рассказать ему об арканах?

Люси смотрела на меня неподвижным взглядом кобры.

– Я уже говорила вам, что проболталась Марку только в мае, после сообщения профессора о том, что магистр привез арканы в Брюссель.

Я вновь кивнул с улыбкой.

– Отлично, – хотя, ей-богу, пока что я сам не знал, для чего задаю эти вопросы и что мне это дает. – Отлично. А великого магистра в сентябре вы еще не видели?

Люси сохраняла все тот же надменный вид.

– Видела. Именно он принял меня в рыцари ордена тогда же, в сентябре. Вам не надоело по сто раз повторять одни и те же вопросы?

Я широко улыбнулся ледышке.

– А теперь постарайтесь вспомнить, что еще произошло в сентябре – то, что имеет хоть малейшее отношение к ордену и к арканам.

Она мимолетно нахмурилась, отвернувшись к окну. Аиша, молча наблюдавшая за нами, тихонько поднялась и вышла из номера, сделав мне знак «Скоро буду!». Я кивнул и вновь уставился на Люси.

– Ничто не приходит на память?

Она неуверенно покачала головой.

– Вроде бы нет, – в ее голосе впервые зазвучали нотки озадаченного человека. – Ну, разве что у профессора начались головные боли.