– Спасибо, Джанет, ты очень к нам добра, – произнесла мисс Суаби, продвигаясь дальше вдоль раздаточной стойки. – А пока что просто молись за нас.

– Да, мэм, обязательно. Ах да, мисс Суаби, я хотела вас спросить: вы в последнее время не видели… Мандей Чарльз?

Я едва не выронила из рук ложку прямо на пол.

Мисс Суаби стояла перед лотком с овощами, напряженно размышляя.

– Мандей Чарльз?.. А, дочка Патти? Да, кажется, видела. У нее сейчас такие жутко осветленные волосы, верно?

Я подавилась воздухом, закашлялась и опустила голову, стараясь не ронять слезы в рис.

Мама вздохнула и изобразила фальшивую улыбку.

– Нет, мэм, она осветляла их уже давным-давно и вряд ли захотела бы снова.

– Хм-м, правда? Я могла поклясться, что видела ее только вчера. – Проблема была только в том, что у старых прихожан была ужасная память. Они могли заявить, будто что-то случилось вчера, хотя на самом деле оно произошло три года назад. – Тогда, хм-м… что ж, наверное, не знаю. Что-то стряслось? Они же живут от меня всего через пару домов.

Мама вздрогнула, продолжая улыбаться.

– Ничего страшного, мисс Суаби. Не беспокойтесь об этом.

– Я уверена, что с ней все в порядке. Никто так сильно не любит своих деток, как Патти.

– Вы правы. В любом случае, спасибо.

– Ну, ладно. Всего доброго.

Мама продолжала раздавать еду, но по ее напряженной улыбке и встревоженному лицу я поняла, что она о чем-то размышляет.

* * *

– Фу, ну и денек! – выдохнул папа, падая на диван в гостиной. Мы закончили уборку только к десяти часам вечера.

Мама включила свет на кухне, распаковала свои приправы и расставила их обратно в буфет. Зевнув во весь рот, я плюхнулась рядом с папой.

– Ты сегодня молодец, Горошинка, – похвалил он, обнимая меня за плечи.

– Спасибо, пап!

– Клодия, некогда расслабляться на диване, – крикнула мама из кухни. – Иди наверх и приготовься на завтра к школе.

– Да, мам, – вздохнула я. – Доброй ночи, папа!

– Доброй ночи, Горошинка, – отозвался он. – Утром я тебя отвезу.

Устав за день, но все еще чувствуя себя на подъеме, я помчалась в ванную. Приятно для разнообразия побыть полезной, отвлечься от своих проблем, которые казались мелкими по сравнению с проблемами других людей. К тому же было весело возиться с малышами, учить их раскрашивать картинки и танцевать.

Когда я начала наливать в ванну воду, снизу донесся мамин голос.

– Милый, что-то тут не так.

– Не так с чем?

– С Мандей.

– Господи, Джанет, снова-здоро́во…

Не выключая воду, я прикрыла дверь ванной и на цыпочках прокралась к лестнице.

– Знаю, знаю… но вспомни, милый, мы уже несколько месяцев не видели ее. Она не забегала к нам даже на праздники, вообще не показывалась. Это странно, как по-твоему?

– По-моему, нет, – фыркнул папа. – В этом городе тысячи человек, которых я не вижу каждый день.

– Это не то же самое, и ты это знаешь. Разве без нее все не кажется… как-то не так?

– Не так в каком смысле?

– Просто… слишком тихо, – запинаясь, выговорила мама. – Как будто чего-то… не хватает. Мы слишком заняты работой и школьными делами Горошинки…

– И именно на этом нам надо сосредоточиться. На учебе Горошинки. Это не шутки. Старшая школа, колледж… все это очень важно. А не то, что случилось или не случилось с ее подружкой.

– Но довольно странно, что она могла вот так взять и расстаться с Горошинкой.

Папа вздохнул.

– Ладно… я не хотел раньше этого говорить. Но, наверное, сейчас самое время.

– Ну, и что же?

– Люди меняются, Джанет. Даже дети. И, может… что ж, может быть, она просто больше не хочет дружить с Горошинкой. Может быть, они поссорились или случилось еще что-то, о чем мы не знаем. Может быть, до нее дошли те слухи… с прошлого года.

– Нет, я сомневаюсь, что такое могло случиться. Они же были неразлейвода.

– Но такое случается, Джанет. Особенно между девочками. В один день они лучшие подруги, а на следующий – враги. Мы все знаем, насколько… темпераментными бывают женщины.

– Хм, правда, что ли?

– Милая, ты знаешь, что я имею в виду. Даже сосчитать не могу, сколько подруг сменила за школьные годы моя сестра Пегги. Она играла в «если ты не сделаешь вот это и вот это, ты мне больше не подружка», наверное, несколько тысяч раз. Я со счета сбился.

Мама ничего не сказала. Мне хотелось, чтобы она возразила. Сказала ему, что мы с Манди были другими – мы были как сестры. Но ее молчание ощущалось подобно предательству.

– Я хочу сказать, что Горошинке, возможно, пора заводить новых друзей, – продолжил папа. – Перестать класть все яйца в одну корзину. Ей нужно больше общаться с людьми, а не сидеть все время дома, как какая-нибудь старая дева. И у нее хорошо это получается, ты же видела ее сегодня! Настоящая хозяйка вечера. Я думаю, если б Мандей была рядом, Горошинка не поговорила бы и с половиной тех людей, с которыми разговаривала сегодня. Они сидели бы вдвоем в уголке и болтали на своем странном языке.

Мама вздохнула.

– Полагаю, ты прав. Я просто такого не ожидала. Только не от Мандей.

– Что ж, иногда люди, которых мы любим сильнее всего, причиняют нам самую сильную боль. Клодия скоро пойдет в старшую школу, и ей нужно понять, что разочарования – всего лишь часть жизни.

* * *

Занятия в школе тянулись целую вечность. Каждый урок словно растягивался на несколько миль, а на душе лежала тяжесть, сравнимая с весом папиной фуры.

На обеденной перемене я проскользнула в туалетную кабинку, чтобы тайком поплакать. Я никак не могла выкинуть из головы вчерашний разговор родителей. Что, если папа прав? Что, если Мандей действительно больше не хочет дружить со мной? Но что я такого сделала, чтобы она меня настолько возненавидела и даже притворилась, будто меня не существует? А вдруг папа действительно прав? Или прав тот детектив? Вдруг Мандей и вправду сбежала?

Неужели та фотография действительно все изменила?

– Эй, кто тут рыдает в туалете? – раздался чей-то громкий голос.

Я прикусила язык, пытаясь сдержать всхлипы в надежде, что если я буду просто молчать, то стану невидимкой.

– Кто там? – Я узнала пронзительный голос Шейлы.

– Не знаю, – ответила Эшли.

Я утерла лицо. Как раз в этот момент кто-то зашел в соседнюю кабинку и залез на унитаз, чтобы заглянуть ко мне.

– А, это всего лишь Клодия, – произнесла Эшли, закатив глаза, а потом спрыгнула на пол и прищелкнула языком.