храм искусства. Здесь нельзя себя вести mauvais ton[21]. На приеме у императора, вы же не взгромоздите ноги на стол? И в церкви вы же не станете сморкаться в орарий[22] подьячего?

— Конечно, нет! Мы приличные люди!

— А у приличных людей всегда есть визитные карточки. Иначе лично я бы усомнился в их благопристойности.

Пока они спорили, сыщик взял с подноса картонный прямоугольник и подошёл к конторке. Обмакнул перо в чернильницу, похерил фамилию владельца, а заодно и вензель с графской короной. Перевернул карточку и на обратной стороне написал «Мармеладов». Потряс, чтоб чернила высохли. Протянул секретарю.

— Так мои шансы увидеть г-на директора увеличатся?

Секретарь оценил его находчивость, но остался непреклонным:

— Г-н Тигаев уехал на встречу с попечительским советом, а после ему необходимо посетить репетицию… Разве что вечером, перед спектаклем, — Вольдемар дал слабину, но тут же сам себе и возразил, — хотя никаких гарантий, господа. Вы же понимаете.

— Чертов истукан! — воскликнул Митя и, обернувшись к сыщику, добавил вполголоса. — Нет, правильно ты говорил. Надо сюда с Порохом явиться. Он без всяких визитных карточек… Дверь высадит, директора арестует и допросит с пристрастием.

— Полковник весь день засады устраивает. Звал и нас, но присутствовать при этом желания не име…

Договорить Мармеладов не успел. С улицы долетел раскатистый грохот, оконные стекла вздрогнули.

— Близко гром бабахнул, — вздохнул Вольдемар. — То снег, то дождь. Надоели уже причуды погоды.

— Это не гром. Это бомбисты! — сыщик в два прыжка подскочил к окну, распахнул тяжелые створки.

— Что там? — прислушался Митя. — Вроде бабы голосят.

— Это на рынке за углом. Каждый день щебечут, как воробьи в кусте, — секретарь вышел из-за конторки, все еще отказываясь верить в ужасное. — Вы же не всерьез про бомбистов? Я полагаю, это лишь страшилка, которую придумали в Охранном отделении, чтобы каждый год себе все больше ассигнований требовать.

Его никто не слушал.

— Смотри, дым! — воскликнул Мармеладов. — Вон там, за крышами Мясоедовской усадьбы[23]. Стало быть, еще и пожар. Это где, на Тверской?

Митя прикинул расстояние.

— По всей видимости, в «Лоскутной». Гостиницу взорвали? Так ведь она не красная.

— И по времени слишком рано, — сыщик сверился с часами на стене. — До полудня еще далеко.

Секретарь подошел к ним, вытягивая шею, чтобы увидеть клубы черного дыма, пожирающего бледное небо.

— Это что же, господа, — промямлил он потухшим голосом, — в Москве о сию пору бомбы по часам взрывают?

И этот вопрос оставили без ответа.

— Надо пойти, узнать что произошло, — вздохнул почтмейстер. — Помочь…

— Мы вряд ли чем-то поможем. И уж точно ничего не узнаем. Там сейчас ад кромешный, — Мармеладов отошел от окна, продолжая разглядывать циферблат настенных часов. — Но почему бомбисты нарушили свой план? Агент предупредил Пороха о красном терроре, мы убедились, что бомбы с часами у них имеются. Отвлекающий маневр? Предположим, Бойчук хотел, чтобы все городовые и полицейские уехали подальше, а он преспокойно взорвет гостиницу в двух шагах от Красной площади. Стало быть, и прокламацию мог прислать не Рауф, а сам Бойчук. Но почему взорвали «Лоскутную»?

— Покушались на кого-то из постояльцев? — предположил Митя.

— Нет, тут гадай хоть до второго пришествия, а правды не узнаешь, — сыщик подошел к двери в кабинет директора и прислушался. — Странно… Внутри как будто кто-то ходит. Может быть, г-н Тигаев все-таки примет нас?

— Сегодня это вряд ли…

— Пусть так, — Мармеладов оборвал секретаря на полуслове. — Мы люди приличные и не станем врываться без приглашения. Но я знаю, кто проведет нас в запретный чертог.

— Опять к Пороху? — обреченно спросил Митя, спускаясь по служебной лестнице.

— Пороху теперь не до театров, — ответил сыщик.

— Поедем к обер-полицмейстеру? Или сразу к генерал-губернатору?

— Лучше, Митя. Лучше! Едем в твою контору, а оттуда отправим письмо нашему путеводному лучику. Найдется у тебя быстроногий гонец?

XXII

Кашкин нагнулся и заглянул под грязную холстину.

— И что, всего-то один? А я из «Лоскутной» лично пятнадцать жмуров выволок.

— Снова брешешь, — зевнул Евсей. — Там, сказывают, взрывом весь второй этаж снесло.

— Человеков в клочья разорвало, — подхватил Мартын, закатывая глаза. — Что же ты их, по кусочкам собирал?

— Много вы знаете, олухи…

— А ты знаешь?

— Уж я-то знаю.

— Ну, так и говори.

— Ну, так не перебивайте! — Кашкин спрятал руки в карманы шинели, чтоб не мерзли. — Бомба на втором этаже рванула, это правда. А на первом от того разрушения случились. Потолок обвалился, и колонны резные, что в ресторации, пополам сломались. Завалило людёв, а потом еще пожар начался. Горело долго, пламя то красное, то синее — в гостинице же освещение газовое, насилу потушили. Вот откуда трупы. Я вынес пятнадцать, а всего там с полсотни будет…

— Выжил кто? — с надеждой спросил юный полицейский.

— Пьянчуга. Проиграл партию на бильярде, полез под стол кукарекать. Тут и рвануло. Тому, кто выиграл, проломило темечко рухнувшим потолком, а проигравший уберегся. Во, судьба…

— Помилуй, Господи, всех представших пред тобой, — перекрестился Мартын.

— Пожар, говоришь? — Евсей скептически прищурился. — А чего от тебя, Кашкин, горелым не пахнет?

— Да что вы все про меня?! Лучше расскажите, что тут у вас было. Я гляжу, Порох жандармов согнал. Нам, после вчерашнего, не доверяет? — городовой сплюнул презрительно. — Просчитался, выходит, столичный следователь. Засаду поставил, но не угадал. Взорвали-то на Тверской! А сюда, на Красные ворота, бомбисты не заявились.

— Один-то пришел, — Евсей кивнул на тело, накрытое тряпицей. — За час до полудня. Но мы-то заранее упрежденные, с утра ждали. Я вон там ходил, вдоль Спасской, а Мартынка стоял на той стороне, где Мясницкая. Переглядывались