Мы были огорчены этим решением, попытались переубедить ее, объясняя, насколько это сложно, и даже нарочно преувеличивая сложности, что могло бы обескуражить кого-то менее решительно настроенного, но Ясмина и слышать не хотела ни о каких формальностях. Стелла махнула рукой, и мы приспособились к сложившемуся положению. Несмотря на риск, который оно представляло для Ясмины.

Я проводил с ней немало времени, предложил показать ей симпатичные местечки, мы бродили по Парижу, по незнакомым ей кварталам. Она влюбилась в Контрэскарп, которая напомнила ей площади в родной стране, с фонтаном, маленькими кафе вокруг и рынком. Она задавала вопросы Стелле и Лене об их совместной жизни; для Ясмины это было как высадиться в шортиках на Луне, у нее в голове не укладывалось, как они могут жить, словно семейная пара.

– А тебя не коробит, когда ты видишь свою мать с этой женщиной?

– Я всегда видел их вместе. Наоборот, Стелла для меня как вторая мать. А у тебя с этим какие-то проблемы?

– Я никогда представить себе не могла мою мать с другой женщиной, это ведь ужасно, верно? Меня смущает не то, что между двумя женщинами могут быть отношения, а то, что они живут вместе, спят в одной постели, в присутствии детей. У нас такое невозможно.

– Если подумать, то разница невелика.

– А где же мужчины? Что говорит твой отец?

– Представления не имею, я его никогда не знал. И даже не знаю, существует ли он. А у тебя там, где ты жила, был кто-нибудь в жизни, друг?

Она посмотрела на меня с обычным своим грустным видом. У нее были огромные черные глаза; она не ответила. Она никогда ничего не рассказывала о себе.

Были крошечные кусочки пазла, которые никак не складывались в целое.

– Ты можешь мне доверять, знаешь, это останется между нами.

– Я знаю.

Она знала, но ничего не говорила.

Я обожал эту девушку, обожал слушать ее голос со странным певучим акцентом, смотреть, как она поправляет волосы, бродить с ней по набережным. Ей случалось обмолвиться о паре мелочей, касающихся ее лично, но она тут же спохватывалась и просила все забыть. А еще она задавала кучу вопросов про Париж, на которые я отвечал как бог на душу положит, и это ее смешило. Смотреть, как она ест, было счастьем; худенькая, как спичка, она клала три куска сахара в кофе, а вместо обеда поглощала пирожные и фруктовые торты, да еще и мою порцию приканчивала. Когда я говорил, что она растолстеет, она отвечала: «Я всегда буду худой и никогда не стану, как другие».

Иногда Ясмина уходила с утра, не сказав, что она собирается делать днем, мы даже не знали, увидим ли ее снова, или ее поймали при проверке документов, или она уехала на Север, чтобы встретиться с братом. Это создавало проблему, потому что не всегда дома кто-нибудь был, когда она возвращалась, и ей приходилось ждать на лестнице или в бистро по соседству, пока один из нас не придет, поскольку Лена была категорически против того, чтобы выдать ей ключи, и Стелла поняла, что по этому пункту лучше ее не провоцировать. Часто по вечерам, когда она наталкивалась на закрытую дверь, Ясмина заходила к нам в «Беретик». Она хотела помочь, на кухне или в баре, но Стелла отказалась: не хватало только, чтобы ее заловили на нелегальной работе в ресторане. Поэтому Ясмина усаживалась на табурет позади меня и весь вечер с удовольствием слушала, как я играю, открывая для себя незнакомую музыку. В первый вечер она воскликнула:

– В этом ресторане нет ни одного мужчины!

– Почему, я же здесь. Это Париж, тут есть рестораны, где только женщины, и рестораны, где только мужчины.

– Как странно, а в моей стране женщины никогда не ходят в ресторан одни.

Вечером в среду пораженная Ясмина присутствовала на неистовом полуфинале Лиги чемпионов. Зал разделился на два приблизительно равных лагеря – красные из «Баварии» против черно-белых из «Ювентуса», – которые вскрикивали, доходили до градуса кипения, орали при каждом повороте игры, поглощали немереное количество пива, коктейлей и крепких напитков. Разумеется, «Бавария» выиграла, как всегда. После конца матча я приступил к своим служебным обязанностям и сыграл «My Serenade»[64], ее любимую песню, под гул зала и всеобщее безразличие, только для нее, и произошло нечто необыкновенное.

Бывает взгляд, который не может обмануть: по тому, как она на меня смотрела, по неуловимой улыбке я понял, что я ей небезразличен и что эта волшебная музыка только что протянула ниточку между нами.

* * *

Втроем мы все вместе возвращались домой, погода была хорошая, и казалось, что это счастье будет длиться вечно. Стелла пребывала в радужном настроении, ей в третий раз удалось собрать рекордную выручку, она разглагольствовала о том, что одни клубы прямо-таки располагают к веселой вечеринке, а другие нет, и в этом смысле «Бавария» стоит любой парочки французских клубов, кроме ПСЖ, разумеется, а что до коктейлей, то никто не сравнится с «Барселоной». Мы попытались найти объяснение этой теории спортивной жажды, но так и не сумели.

Когда мы дошли до сквера на углу улицы Женераль Блез, Стелла заметила полицейского в форме, стоящего у подъезда нашего дома. Мы в панике спрятались за какой-то грузовичок, Ясмина дрожала и боялась, что ее схватит полиция, я велел ей ждать в бистро на углу бульвара Вольтер. Она ушла, пробираясь между машинами.

Может, мы где-то ошиблись? Или на нее настучал кто-то из соседей?

Мы со Стеллой задумались, идти нам туда или нет. Она полагала, что нечего, как страус, прятать голову в песок: если есть проблема, лучше от нее не бегать. Когда мы подошли к дому, коп спросил, кто мы. Когда мы предъявили удостоверения личности, он предупредил коллег по телефону, потом проводил нас, пропустив впереди себя. Мы пешком поднялись на пятый этаж. На лестничной площадке стоял еще один агент в форме, потом подошел другой полицейский в штатском. Нам снова пришлось предъявить документы. Он не ответил ни на один вопрос Стеллы и велел нам стоять на площадке. Через десять минут появился еще один коп, постарше. Майор. Он сообщил нам, что Элен Мартино арестована и сейчас идет обыск квартиры.

– Но почему?

– Она была задержана по делу о наркотиках.

Мы со Стеллой переглянулись, ничего не понимая.

– Это невозможно, – пробормотала Стелла.

– Отнюдь, мадам, мы обнаружили триста пятьдесят граммов кокаина в ее заведении.

Он вернулся в квартиру. Стелла так и осталась стоять с открытым ртом, качая головой и повторяя: «Это невозможно».

– Это ошибка, Стелла, я уверен, – удалось мне выговорить.

Я подошел к ней, она прижала меня к себя, но полицейский, дежуривший на площадке, протянул руку, чтобы разъединить нас. Майор вернулся, пригласил нас зайти. Квартира была методично обыскана и перевернута вверх дном четырьмя агентами в штатском: полки, шкафы, ящики были вывернуты, словно ураган пронесся. Весь пол был устлан вещами, книги из книжного шкафа были просмотрены по одной, на кухне сдвинута вся мебель, плита, стиральная машина и холодильник обследованы до последнего винтика. На Лене, сидящей посреди гостиной, были наручники, она смотрела прямо перед собой. Стелла подошла к ней: