Сама идея — мол, истины нет — выступает теоретическим фундаментом, на котором зиждутся все другие чествуемые зеленым формы экстремизма, включая эгалитаризм, политкорректность, абсолютистское социальное равенство, отрицание свободы слова и т. д. Остается лишь дивиться тому, что высказывание, будто истины нет, само не истинно. Этот факт и вправду стал ясен, особенно когда его неоспоримая и самоочевидная смехотворность проявляла себя практически в каждом слове, слетавшем с языка Трампа. Того, в чем за последние четыре десятилетия не преуспел ни один философ, каким бы великим он ни был, — ни Хабермас, ни Тейлор, ни кто-либо еще, — Дональд Трамп смог добиться за какой-то месяц. Господи правый, если уж эволюции понадобилось скорректировать себя, это всем коррективам корректива!

Однако остальным экстремистским проявлениям зеленого почти точно потребуется больше времени на исцеление, если таковое вообще когда-либо произойдет. Здесь мы обсуждаем то, как можно выйти на путь исцеления, пройдя дальше простого признания ныне очевидной глупости положения об отсутствии истины. Необходимо предпринять шаги еще и к тому, чтобы увидеть, что многие связанные с этим положением крайние убеждения не менее глупы. Это поможет зеленому вернуться к своей роли передового края эволюции. Он будет в той мере передовым, в какой увеличится количество вычеркнутых экстремистских проявлений злобного зеленого мема, много лет приколотых друг к другу той самой булавкой отсутствия истины (список того, что необходимо вычеркнуть, включает экстремальные формы политкорректности, исключительно внешне ориентированный эгалитаризм, абсолютистское социальное равенство, отрицание свободы слова, подавление юмора в университетских кампусах, насильственно и слепо устанавливаемые безопасные пространства, предупреждения о возможной негативной реакции и т. д.). Думаю, этот процесс будет намного более медленным, чем в случае с положением об отсутствии истины, но есть основания считать, что дело хотя бы сдвинулось с мертвой точки.

Можно привести всего один пример. И это будет пример медленно, но верно и обширно растущего осознания, что зеленый способствовал избранию янтарного этноцентрического Трампа. Также можно считать это еще одним признаком того, что самокорректирующаяся тенденция эволюции и вправду заявляет о себе. В статье афроамериканца Джереми Флада (сооснователя проекта At the Margins), озаглавленной «Революция должна быть ощутима» и опубликованной в интернете, сам автор вначале акцентирует внимание на том, что избрание Трампа стало победой сильного этноцентрического течения, а затем с большой проницательностью признается в следующем.

Однако схожим образом мы [либералы] должны признаться, что то, как мы относились к электорату Трампа, как мы подчеркивали, что он получает поддержку от не име­ющих высшего образования; то, как мы вообще подходим к вопросу белого американского населения, проживающего в сельской местности, опирается на то же предрассудочное допущение: наша ненависть к этим людям — по сути классовый предрассудок [выделение полужирным сделано самим автором; под классовым предрассудком, или классизмом, он подразумевает этноцентрическую ненависть этноцентризма]. Невозможно преувеличить значение этого. Неприязнь к белым сельским жителям вшита в ткань современного либерального лексикона. Мы выставляем все так, будто они выступают машиной всех притесня­ющих конструктов, которые университетский либерализм стремится демонтировать [иными словами, как мы уже обсудили выше, им приписывается вина за все формы угнетения] — от фундаменталистской религии до неизбежного национализма и общего недоверия к науке. Мы создали карикатурный образ этих людей как варваров и невежд. А затем мы стучимся в их двери и просим проголосовать за нас, словно они не заметили всего этого. Принимая голоса этих людей за некую данность, при этом без зазрения совести озвучивая наше враждебное отношение к ним, мы подтолкнули их еще ближе к краю пропасти, а затем в изумлении наблюдали, как они в нее прыгнули.

Да уж, злости тут хоть отбавляй!

Флад продолжает: «И если наши классовые предрассудки мешают нам позаботиться об эмоциональных потребностях тех, кого мы высмеиваем как “отбросы общества”, мы на самом деле далеки от того, чтобы считаться прогрессивными». Далее он поясняет свою мысль.

Быть может, вы возражаете против такой трактовки? Может, у вас язык чешется вставить сентенцию о том, как же неверны их взгляды, являющиеся, мол, производной сексизма, несправедливо распределенного внимания СМИ и двойных стандартов? У меня тоже. Но это не имеет значения. Именно такую историю мы продавали миллионам людей. А они сообщили нам, что они об этом всем думают. Мы проиграли в Мичигане. Мы проиграли в Пенсильвании. Мы проиграли в Огайо. Свою роль сыграли те самые списанные со счетов отбросы страны союзных штатов. И как только мы докатились до жизни такой?

И вправду — как? Флад продолжает.

Эксперты могут до бесконечности спорить о том, вызван ли этот взрыв экономической или расовой тревожностью. Но главный вывод таков: левые потерпели крах [выделение автора статьи]. Мы провалились не потому, что у нас не было фактов на нашей стороне, и не потому, что предлагаемые нами политические программы были хуже для рабочего класса, и не потому, что, дескать, красношеие негодяи из трамповой орды — слишком большие расисты, чтобы прислушаться к голосу разума. Левые потерпели крах, потому что история, которую они продавали, была недостаточно сильной, чтобы победить все эти вовсе не являющиеся чем-то новым волны озлобленного негодования.

Озлобленное негодование — довольно точная характеристика. Флад отмечает, что «солидарность — это история. Она состоит из наших действий и нашей искренности. Она про коллективную [мироцентрическую] идентичность и коллективную борьбу. Мы не становимся “сильнее вместе” в обстоятельствах, когда половина из нас считается “отбросами общества”». Аминь, брат! На протяжении всего текста мы непрестанно повторяем: невозможно идти вперед единой нацией, когда одна половина народа ненавидит другую. «Мы воору­жились академическим и безличным стилем политики [постмодернистским постструктурализмом], и вследствие нашего тона и избранного нами нарратива Демократическая партия начала воплощать в себе как раз ту самую иерархию избранных, в борьбе с которой она когда-то возникла».

Все в точку! Зеленый должен был положить конец иерар­хии доминирования, а не иерархии роста. Последняя как раз и дает возможность преодолеть иерархию доминирования. Как мы видели, одна из первоочередных причин, почему произошел этот провал левых, связана со следу­ющим фактом: всегда, когда мы отвергаем иерархии роста, то автоматически, неизбежно и по умолчанию усиливаем иерархии доминирования. Вообще больше ничего и делать не надо для этого: все мы появляемся на свет с врожденной склонностью к формированию иерархий доминирования. Без какого-либо противостоящего этому движения, которое гнет и развивает нас, генерируя тренд в направлении наших высших мироцентрических и интегральных потенциалов, мы скатываемся к самому низкому из общих знаменателей, а именно к нашим эгоцентрическим и этноцентрическим влечениям к обретению власти и силы.

А ведь когда изначально мироцентрические концепции ре­грессируют к этноцентрическим проявлениям, они принимают оттенок всех производных янтарной стадии: абсолютистское, фундаменталистское, подразумевающее только один правильный путь отношение, на которое мы покупаемся с религиозным пылом, готовы расстреливать на месте и не брать пленных. Мы видели, как это происходило с самой наукой, когда она скатилась к янтарному научному материализму и редукционистскому сциентизму; с феминизмом — когда тот скатился к статусу абсолютистской религии, малейшее несогласие с которой рассматривается теперь как нечто глубоко и демонически сексистское. То же мы видели и в случае с марксизмом, де факто превратившимся в религию, которой были фанатично привержены миллионы людей. Независимо от того, является ли религия опиумом для народа, марксизм уж точно стал опиумом для интеллектуалов. То же справедливо и в отношении многих политических идеологий: даже те, кто исходит из оранжевой или зеленой позиции, когда они оперируют на основе лишенного сомнений рвения и абсолютистского энтузиазма, скатываются к низшим этноцентрическим и даже эгоцентрическим формам поведения, стоящим в шаге от стихийного бедствия.