Ох и настырный этот пучеглазый монах! Только его сейчас не хватало. Вот зайдет сейчас, увидит Тарсуса под потолком вниз головой и…

И что? Крик поднимет? Или решит, что сошел с ума? Правда, одно другого не исключает…

– Я здесь еще, я скоро! – крикнул Тарсус в ответ.

– Молодой человек, вы… – Если бы глазами можно было убивать, монах точно прихлопнул бы Тарсуса.

Обдирая фиброин вместе с плотью до костей, кулак с грохотом врезался в решетку, смял ее, продырявил. Зато теперь есть за что зацепиться. Тарсус выдрал решетку вместе с крепежом из потолка и швырнул в голову монаха. Конечно же попал – пучеглазого опрокинуло на пол, пикнуть не успел. Из рассеченного лба потекло.

Отлепившись от потолка и кувыркнувшись в воздухе, Тарсус встал на ноги. Метнулся к распростертому телу, затащил его в кабинку, усадил на унитаз и, заперев дверцу, выпрыгнул через верх. Затем подхватил оторванную решетку. Вместе с ней устремился к потолку, где, зависнув, чуть согнул ее и сунул в воздуховод, протиснулся следом и приладил решетку над вытяжкой изнутри, надеясь, что мимолетный взгляд монаха или союзника не заметит, что не все в порядке.

Видео с камеры, конечно, пишется и все его художества обязательно увидят. Но еще есть надежда, что не прямо сейчас.

Воздуховод в сечении был прямоугольным, невысоким и узким – не развернуться, можно передвигаться лишь на коленях-локтях. Или ползти по-пластунски. А еще тут не хватало освещения. Отличное местечко для того, кто страдает клаустрофобией. Зато не пыльно. И ощутимо сквозит.

Стараясь ползти потише, Тарсус на ходу вновь врубил коммуникатор. Сейчас на нем высветится план коммуникаций с отметкой цветовым маркером того места, где содержат под стражей Владлена Жукова… Не высветился. Выругавшись, подпольщик с максимально возможной скоростью направился к кабинету пухлощекого докторишки. Он и мысли не допускал, что может не там свернуть. А поворотов в трубе хватало…

Сирена взвыла, когда Тарсус был примерно на полпути к цели.

* * *

Медленно раздеваться сложнее, чем одеваться быстро. Иван на собственной шкуре прочувствовал это.

Смотреть в глаза доктору Серафиму категорически не хотелось. Вот только взгляду тут не за что зацепиться: все ровненько в кабинете, ничего лишнего, только коммуникатор на виду, остальное в шкафу, закрытом на специальный биометрический замок, послушный исключительно доктору.

– Я жду, – склонив черный клобук, пророкотал Серафим. Гладкое лицо его пришло в движение, на лбу обозначились морщины, свидетельствующие о крайней степени отнюдь не христианского смирения. – Ну-с, что тут у вас?

Щелки-глаза разглядывали Ивана со смесью брезгливого интереса и надменности. Пальцы, затянутые в резиновые перчатки, непрерывно шевелились, будто доктор разминался перед схваткой.

– Сейчас разденусь, и будете меня лечить. – Понимая, что со стороны ужимки его выглядят престранно, Жуков-младший слез с дерматинового кресла и замер посреди кабинета, будто бы в нерешительности. Потом, одной рукой придерживая брюки, чтобы не свалились, второй принялся расстегивать рубашку. – Извините, доктор. – У него якобы зачесался нос.

От Тарсуса нет никаких вестей, и потому надо тянуть время. Как вариант – отвлечь доктора и атаковать его. Несколько смущали габариты и весовая категория отца Серафима – втрое тяжелее, но…

– А это что? – Иван глазами показал за спину доктора, но тот даже бровью не повел в нужном направлении. Зато раскатисто выдал:

– Что у вас с руками? Ну-ка указательными пальцами коснитесь носа!

– У меня все в порядке, – поспешно заверил доктора Иван. – С руками у меня…

Пальцы коснулись носа и… Черт и еще раз черт! Слишком широкие для него брюки без поддержки сползли до щиколоток, обнажив пропитавшиеся кровью самодельные бинты и множество синяков.

Щелки вмиг превратились в почти что полноценные глаза.

– Что скажете, отец Серафим? Это лечится? – Хотелось верить, что врача получилось сбить с толку.

Увы, набедренник тому явно достался не по блату – толстяк влет определил, в чем суть проблемы, и не только мгновенно принял решение, но и занялся устранением проблемы. Поручи взметнулись, пальцы-сардельки – как бы в целлофане из-за перчаток – обхватили золотой наперсный крест на груди, из-за чего цепь натянулась, грозя порваться. Маленькая красная кнопка на распятии служила для вызова охраны.

Взвыла сирена.

Иван метнулся к врачу, но запутался в брюках и рухнул на колени прямо у стола. Скорее инстинктивно, чем осознанно, схватил коммуникатор и выставил перед собой, словно девайс способен был защитить от всего на свете. Ну, от очереди из «калаша» не спасли бы и десять коммуникаторов, а вот против скальпеля, выхваченного врачом из шкафа, вполне хватило одного. Выставив скальпель перед собой, отец Серафим сделал выпад – не иначе в молодости занимался фехтованием. Лезвие вошло в прочный пластик, как в масло, и прорвало изнутри экран.

Выпустив коммуникатор, который погиб, не издав ни звука, Жуков-младший откинулся назад. Он упал на спину и, подняв ноги, в одно движение натянул брюки и вскочил. Застегивать пуговицы не было времени, а вот с ремнем он справился за долю секунды.

– Не смей приближаться! Не шевелись! – Толстяк при всех его немаленьких размерах боялся Ивана так, что раскатистый голос сорвался до бабьего визга. – Иначе за себя не отвечаю! – Он стоял напротив со скальпелем и нанизанным на него коммуникатором.

– Доктор, все в порядке, вы не так поняли, я… – Жуков-младший выставил ладони перед собой и сделал движение навстречу. – Вы совершаете ошибку, вы…

Надрываясь, выла сирена, в коридоре кричали.

– Подлый шпион, я выпущу тебе кишки! – Некоторых страх делает агрессивными. Отец-доктор Серафим был как раз из таких людей.

В дверь постучали, велели открыть.

– Доктор, никакой я не шпион. – Расстояние сократилось еще на несколько сантиметров. – Так сложились обстоятельства, я вынужден был…

Отец Серафим кинулся на Ивана. Не получилось, значит, переубедить. Рука-окорок святоши вместе с коммуникатором и скальпелем устремилась к лицу «подлого шпиона». Щеку обожгло болью – Иван почти увернулся, но именно что почти. Выглядывающее из экрана острие рассекло кожу, потекла кровь. А в следующий миг Иван перехватил запястье врача, вывернул.

Он не хотел причинять вреда отцу Серафиму и больно делать не хотел. Просто надо было отобрать скальпель, обезопасив себя от увечий. Святоша сам дернулся и оступился, всем своим немалым весом повиснув на кисти, зафиксированной Иваном. Хрустнула кость. Упав на пол, скальпель отделился наконец от девайса и со звоном закатился под стол. Не давая врачу опомниться, Жуков-младший провел удушающий прием. Лишить отца Серафима сознания – иного выхода не было.

– Извините, доктор, я не хотел, вы сами. – Он отпустил могучую шею, и тело массой в два с довеском центнера заняло горизонтальное положение.