– Я могу вам чем-то помочь?

Он пожал плечами.

– Ничего не хочу. Вот выспался в первый раз за неделю. Картошечки поел. Еще бы телевизор посмотреть. И чтобы никто не дергал. Ты малую свою возвращай. Нечего ей у чужих мыкаться. Повезло ей, что у нее такая мать.

– Не повезло, что отца такого нет.

– Я ведь мог этого Виктора прикончить сразу. Но не стал, ради дочери. Баловал ее в детстве. Ни в чем отказа не знала. Вот и выросла такая – ради мужика на все готова. Противно. А твоя такая не вырастет. Радуйся. Куда ты ее отправила?

– К одной женщине. Она в тюрьме родилась. Дочь репрессированных.

– Умная ты баба. Опять все правильно сделала. Эта твоя баба моих двоих амбалов стоит?

– Да. Она бы их с лестницы спустила.

– Люблю таких. Крепких, злых, смелых. Сколько ты ей пообещала?

– Она не возьмет. Придумаю что-нибудь.

– Устрой ей квартиру побольше. Небось в халупе живет?

Иван Иванович достал деньги и положил на стол.

– Таким людям надо помогать. Мало их осталось.

– Сделаю.

– Остальное себе оставь. Считай, что за картошку. И купи своей малой что-нибудь.

– Хорошо. Но я должна их отработать. Могу доказать, что расторжение брака было недействительным. А дальше – пусть решает Настя. Позвоните, если надумаете.

Иван Иванович кивнул, тяжело встал и пожал мне руку – по-мужски, крепко – и ушел. Я надеялась, что никогда его больше не увижу.

Я позвонила Нине и попросила ее привести тебя. У меня сил не было никаких. Я стояла над плитой и доедала со сковороды картошку. Допила коньяк. Меня все еще трясло.

Нина привела тебя. Перемыла посуду и полы. Потушила капусту и сварила суп – Иван Иванович съел весь бульон.

Пачка денег так и лежала на столе. Когда Нина протирала стол, она перекладывала деньги с места на место.

– У тебя есть очень дальние родственники? – спросила я ее.

– Не знаю, – ответила она.

– Значит, есть. Передали тебе наследство. На улучшение жилищных условий.

Нина не задала ни одного вопроса. Домыла полы и ушла.

Мы продали ее однокомнатную клетушку и купили двухкомнатную. Она не сказала даже спасибо. Но отблагодарила меня по-другому.

– Она меня обливала ледяной водой, – тут же вспомнила я. – Ставила под душ и выливала на меня таз. Я плакала.

– Да, она тебя закаляла, и ты перестала болеть. Даже простуду не подхватывала, – ответила мама. – Она была рядом, когда я болела. Нина мне очень помогала. Всегда. Могла прийти, наготовить еды и уйти. Или перемыть окна. Она водила тебя в театры, в музеи, гуляла с тобой. Разве ты не помнишь?

– Нет. Помню, что она заставляла меня постель застилать, без заломов. Мочалкой меня терла больно. И обливания помню.

– Они с Йосей очень подружились. Нина и ему помогала. Особенно когда у него младший сын родился… Нина и мой дом, и его на себе везла.

А с Иваном Ивановичем я еще раз встретилась. Мне позвонили из больницы. Из ЦКБ. Врач сказал, что один из его пациентов очень настаивает на встрече. И просил приехать. Как можно скорее.

– Что с ним? – спросила я.

– Была операция на сердце. Тяжелая. Мы сделали все, что могли. Но он одинок. Ни родных, ни друзей, – ответил врач. – Я его спрашивал, кому позвонить, но он говорит, что никого нет. И только сегодня дал ваш номер телефона. Приезжайте. Если не успеете в часы приема, ничего страшного. Позвоните, я вас встречу и проведу к нему. Честно скажу, прогнозы плохие.

Я не хотела ехать. Не понимала, зачем я понадобилась Ивану Ивановичу. Да и снова погружаться в эту историю у меня не было никакого желания. Ничем хорошим она не могла закончиться. Но я была ему должна. Он помог Нине. Так что я поехала. И не понимала, почему Иван Иванович сказал, что у него никого нет – ни родных, ни близких. И почему вспомнил обо мне? При этом мне было страшно. Я продолжала его бояться. Не знала, чего ждать.

…Лицо у него было серое. Как пододеяльник. Ему было очень плохо. Пусть больница была и знаменитой, но запах там стоял, как и во всех других таких учреждениях. И белье казенное. Иван Иванович лежал в одноместной палате. Капельница давно закончилась, а он так и лежал с иглой в руке. Никто не мог позвать медсестру. И на тумбочке пусто – ни яблок, ни сока, ни пирожных. Ничего домашнего. Тарелка с засохшей запеканкой, к которой он не притронулся.

– Иван Иванович, здравствуйте. Вы просили, чтобы я приехала. – Я села на стул. Он лежал с закрытыми глазами.

– Ольга? Привет. Видишь, во что я превратился?

Я стала выгружать из сумки продукты – все, что было дома, включая котлеты, которые пожарила Нина. Устроила скандал медсестре.

– Чем пахнет? – спросил Иван Иванович.

– Котлетами.

– Ты привезла котлеты?

– Да, вот сейчас на тарелку положу.

Иван Иванович заплакал. Тут уже я растерялась. Вообще не понимала, что происходит. Сидела и кормила его этими котлетами.

– Нина приготовила, – зачем-то уточнила я.

– Какая Нина?

– Вы квартиру ей подарили.

Он не помнил ни о какой Нине. Попросил вторую котлету.

– Зачем вы меня вызвали? – спросила я.

И он опять меня не понял. Удивился.

– Иван Иванович, вы хотели меня видеть. Зачем? Чем я могу вам помочь?

– Да, видишь, в каком я состоянии. Только тебе доверяю. Оформи документы. Завещание.

Странно, да? Он видел меня второй раз в жизни. И сказал, что доверять может только мне.

– Я все сделаю. А где Настя? Что с ней?

Иван Иванович рассказал. Было видно, что ему это дается тяжело. Но он понимал, что я имею право знать.

Так вот, Настя тогда взяла адрес, который я ей дала, и поехала искать своего Витюшу. Дверь ей открыла женщина. Как и следовало ожидать. Судя по всему, эта дама там поселилась давно и надолго. Жила на правах хозяйки. Настя устроила истерику – швырялась вещами, пыталась ударить соперницу.

Витюша сначала прятался в комнате, потом ему все же пришлось выйти.

– Кто это? Почему она здесь живет? В моей квартире? – орала Настя.

– Это моя квартира! – кричал Виктор. – Ты мне все подписала! Ты мне никто! Вот, смотри! – Он вывалил на стол бумаги. – Ни ты, ни твой папаша ничего не докажут! Ты сама все подписала. И я с тобой развелся! Убирайся отсюда! Да я видеть тебя не могу! Ты мне надоела до чертиков! Ненавижу! Всегда ненавидел! Ты дура! Думала, что я тебя люблю? Да я на твоих деньгах женился! Меня от тебя воротило! Я изменял! Меня тошнит, понимаешь! Ты же не женщина! Посмотри на себя!