Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стрелявший спокойно вышел из своего укрытия и аккуратно произвел два контрольных выстрела в затылок каждому, хотя мог этого и не делать — он никогда не промахивался.
Однако профессиональный долг требовал доводить дело до конца. Так хороший художник наносит последний мазок на уже, казалось бы, готовую картину.
Когда-то предполагалось, что квартира в Южинском переулке в актерском доме будет использоваться не просто как явочная, а в ней будет организован своеобразный салон, где будут собираться сливки московского общества. А также дипломаты и другие люди, представляющие интерес для разведки. Была уже утверждена кандидатура хозяйки салона, актрисы театра имени Станиславского. Но после всех «перестроек», разделений и переименований бывшего КГБ СССР эта идея утратила актуальность. В Москве появилось много мест, где интересные разведке люди собирались сами по себе — достаточно было лишь установить чувствительную аппаратуру. Это, как известно, проще простого.
Квартира же в Южинском осталась за ведомством Службы внешней разведки. Отчасти чтобы оправдать ее содержание, отчасти для собственного удобства, полковник Владимир Петрович Фотиев, начальник Второго отдела СВР, практически перенес в эту квартиру свой рабочий кабинет. Конечно, в четырнадцатом доме в Кунцево у него тоже был собственный кабинет, но здесь ему работалось лучше. К тому же это был центр, да и место красивое.
В бывшей комнате для прислуги, длинной, но узкой как пенал, два метра шириной, где круглосуточно сидели дежурные, вдоль стены стояли книжные стеллажи, забитые папками с разного рода досье. Это был личный архив полковника Фотиева, которым он очень дорожил и где можно было найти сведения о каждом более-менее заметном человеке России, бывшего СССР и всего мира.
Для особо важных документов в конце «пенала» был установлен солидный сейф голландской работы. Шифр сейфа знал только полковник Фотиев.
Одна из трех комнат была приспособлена для отдыха. Там стояла широкая трехспальная кровать, некогда получившая в народе крамольное название «Ленин с нами». Люстра с пятью рожками напоминала о славных временах распределителей. Цветы на широких подоконниках, тяжелые бархатные шторы бордового цвета на окнах, а под ними— тюль с люрексом, могли бы навести случайного посетителя (хотя таковых здесь не бывало) на мысль о том, что эта обстановка более всего соответствовала бы среднего пошиба борделю, а уж никак не явочной квартире разведывательной службы. «Роскошь» осталась с тех времен, когда речь шла о другом предназначении квартиры. Просто полковник Фотиев решил ничего не менять. Он не любил зря тратить народные деньги.
Единственное, что он позволил приобрести, и то лишь руководствуясь государственными интересами, — это компьютеры, факсы, радиотелефоны, необходимые для работы. Так же, как и бар в комнате-гостиной, и мягкие кожаные диваны в кабинете. Бар использовался по прямому назначению — для создания непринужденной обстановки, диваны же использовались по-разному. Сам Фотиев, грешным делом, любил иногда там вздремнуть. В спальню он перебирался только в тех случаях, если приходилось оставаться в Южинском всю ночь.
Гостиная была самой просторной комнатой в квартире. Здесь тоже во всем ощущались следы прежней «роскоши», слегка потрепанной. Вдоль левой стены — от входа до окна — стояла классическая чешская стенка с множеством отделений, ее лак пообтерся, но все еще хранил следы былого блеска. Вокруг овального стола у окна стояло три громоздких и неудобных кресла. Самым приятным и комфортным местом в гостиной был диван с высокой спинкой, справа от входа. Рядом с ним стоял зеленый торшер, перед диваном — невысокий журнальный столик. Сразу за ним — телевизор с необъятным экраном, «Панасоник» последней модели с видеомагнитофоном. Огромное количество видеокассет занимало почти все ниши чешской стенки.
Сегодняшнего «гостя» Фотиев, как всегда, принимал в своем кабинете.
— Ну что, Сеня, с лица сбледнул? Все на баб последние силы растрачиваешь? А ведь ты государству нужен.
— Какие уж тут бабы, Володя. Тут со своей бы паритетные отношения сохранить. Как бы на сторону гулять не стала. Правильно говорят, не женись на молоденькой. Больше расстройства, чем удовольствия. Скачет как коза, тут в Париж ей, видите ли, понадобилось срочно. Бросай все дела и служи при ней переводчиком. В дамских-то магазинах!
— Сам выбирал, тебя предупреждали.
— Знаешь, пока сам не вляпаешься, чужой ум не поможет. Потом, все же и положительные стороны имеются. Исключительно эстетические. Эстетика тоже не самое последнее место в жизни занимает... — Филин развалился на мягком кожаном диване, видно было, что он чувствует себя здесь как дома.
Он, конечно, слегка лицемерил, жалуясь на новую жену. Просто эта манера чуть подтрунивать друг над другом сохранилась у них едва ли не с первого знакомства, когда оба работали в Штатах.
— Как там наш любезный друг Стамбульский?— с интересом осведомился Фотиев.
Его волчьи уши, заостренные кверху, напряглись в ожидании серьезного ответа, хотя лицо еще как бы пребывало в предыдущей легкомысленной беседе. Чтобы перевести разговор в более серьезное русло, он добавил:
— Как он отреагировал на наше предупреждение? Столь мягкое и ненавязчивое?
— Ну я провел с ним политинформацию на тему геополитики. Он производит впечатление человека неглупого и понимающего. Глаза у него умные. По нашим данным, он — следователь достаточно высокой квалификации. На счету у него немало раскрытых серьезных дел. По свидетельству наших коллег, имевших с ним дело, на контакт идет достаточно легко, но с крючка всякий раз срывается. В этом деле он упрям, как мул. Каких только наживок не использовали... Вот женщин он любит, да и они его не обижают. Этот вариант вы, надеюсь, не упустили?
— Обижаешь, старик. Это у нас первым делом. С ним работает сама Линда. Мы ее специально для таких дел и бережем. Чтоб не потускнела раньше времени. Пусть себе совмещает приятное с полезным. — Фотиев рассмеялся, ему понравилась собственная шутка.
— Слушай, Кардинал... — Филин назвал Фотиева давним прозвищем, которое сначала было агентурным именем, а со временем накрепко приклеилось к хитрому и удачливому Владимиру Петровичу.
Фотиев в глубине души очень любил, когда его так называли — это имя соответствовало его самоощущению, а отчасти и его не столько служебному, сколько реальному положению в Службе внешней разведки. Следовательно — и в иерархии государственной власти.
Слушай, Кардинал, — повторил Филин, — что слышно о нашем проекте наверху?
— Шеф представил подготовленный нами доклад Президенту. Похоже, он был воспринят вполне адекватно. В последнее время Президент стал мне нравиться больше. У него, кажется, проходит «демократический» угар, на него все меньшее влияние оказывают Шумейки, Гайдары, Шахраи. Во всяком случае, после того как мы убрали обнаглевшего Бурбулиса, уже никто из новых людей так близко к Президенту не стоял. Изменилось и отношение Президента к разведке. Он очень внимательно оценивает аналитические данные, представляемые нами.