…Таня не обманула, она вернулась одна и села напротив Платона Степановича. Она хотела сделать это смело, с некоторым вызовом, но не получилось. Она была похожа на больную птицу. Смородина вспоминал победную красоту Ольги с черно-белых фотографий. Ольга была уверена в себе и влиятельна. Перед ним сидел антипод Ольги. Какие общие темы могли у них быть?

– Вы знали, что у вашей подруги исчезла крупная сумма денег?

– Ну, это не ко мне! Я мать-одиночка, живу своим трудом. Я принимала подарки, я вам говорила об этом. Речь о вполне посильных для нее деньгах.

– С подарков нужно платить налоги, вы знали об этом? Изящество души не освобождает от ответственности, – Смородина улыбнулся. – Я не из налоговой, мне просто важно понять масштаб средств, полученных вами.

Писательница молчала.

– Вы недавно купили квартиру.

– Закрыла ипотеку, да.

– Это с уроков или с работы обозревателя?

Она посмотрела на него колко и зло. Но Смородина хорошо знал этот взгляд. Более того, он скорее поверил бы в очередное пришествие пророка Заратуштры, чем в то, что Таня может хладнокровно убить человека. Она была похожа на измотанного, загнанного в угол хомяка. Но она была доброй, совершенно беззлобной, да еще и наверняка воспитанной интеллигентной матерью, которая не готовила ее к миру капитализма.

– Это не ваше дело.

– Не мое. Более того, Александр Сергеевич и его миньоны не знают, что я здесь. Таня, вы извините, что мне приходится подбирать отмычки. Но я нашел вашу первую книгу. И прочел пять страниц после того, как моя ассистентка за два вечера проглотила всю. Я же прочел, сколько успел, но с удовольствием дочитаю. Однако кое-что мне теперь очевидно. Не ясны только детали.

Таня покраснела.

– Два миллиона за все эти годы. Еще она дарила брошки, блузы, дерьмо всякое. Ей нравилось чувствовать себя меценатом.

– Это было не так?

– Нет, конечно. Если только речь не о псевдомеценатстве, когда человек берет чужими унижениями оплату за свои деньги. Я терпела, легко к этому относилась.

Смородина ждал. Он видел, что Тане просто надо дать время собраться и высказаться.

– Я нуждалась, когда мы познакомились. Она сочувствовала мне, дарила чушь всякую. Это я сейчас злюсь, а тогда для меня любое внимание было ценным. Меня ведь никто никогда не защищал. Ни от издевательств во дворе, ни от травли в школе. А она говорила, что не даст меня в обиду. Такая женщина! Кинозвезда. Я и мечтать не могла, что у меня будет такая подруга. Мои тексты очень хвалила. Мои книги вышли, но денег принесли мало. Деньги нужны были позарез. Просто чтобы еду покупать. Потом она пообещала решить мой квартирный вопрос, если сделаю ее соавтором следующей книги. У меня были накопления, небольшие. И при этом я снимала квартиру с ребенком. Вы снимали когда-нибудь квар- тиру?

– Да. Первые годы в Москве.

– А знаете, каково это, когда еле наскребаешь? Обходишь несколько магазинов, чтобы найти что-нибудь по акции? Я ей верила как себе, за пять месяцев сделала работу года. Мама моя свою квартиру продала. Это не в Москве, выручила копейки. И мы влезли в ипотеку. Я все другие заказы откладывала, не могу себе этого простить. «Богатая женщина. Зачем ей обманывать?» – думала я. А она заплатила, – Таня горько усмехнулась, – сто тысяч. Договора-то не было. Все на доверии. Сказала, что у нее проблемы и она обязательно поможет, но позже. Что деньгами распоряжается муж и она его очень боится. Начала кормить меня обещаниями. У нее была такая тактика – чуть что, сбивать человека с ног волнами псевдолюбви. Она начинала вас обнимать, а главное, доводить себя до такого возбуждения, что у нее на глазах появлялись слезы. Предложила мне с дочерью пожить у нее. Только я не хочу, чтобы моя дочь ела этот хлеб или видела, как я его ем. Не хочу, чтоб моя дочь становилась приживалкой. И куда я маму дену, извините? Я отказалась жить «в уютной комнатке для гостей» рядом с прислугой, стала от Ольги отдаляться. Поняла, что меня кинули, денег за написанную книгу не получить. И тогда эта дрянь заплатила мне еще триста тысяч. Предварительно вынув душу и пятьдесят раз сказав, какой это щедрый жест с ее стороны. Такой труд в моем исполнении стоил как минимум миллион, и она это знала. Но договора-то не было. Так что я и этому была рада. Только, – здесь у писательницы появилась ядовитая усмешка, – она сказала, что раз она спасает меня, то и книга ее. Понимаете мои чувства?

Все тут же стало на свои места. Отсутствие черновиков, косноязычные посты в соцсетях, каракули в дневнике «Проект моей души». Они искали тайные мемуары, а их просто не было. Смородина ответил честно:

– Нет, не понимаю. Мне очень жаль, что с вами это произошло.

– За три миллиона я вообще написала бы книгу и забыла бы, что я ее написала. Но ей не это было нужно! Она была заинтересована в том, чтобы я нуждалась. Я только сейчас это понимаю. Это очень трудно объяснить, но я действительно несколько лет верила, что сейчас у нее проблемы, но потом она обязательно поможет. И что мы вместе. Она особенно любила, чтобы я приехала, а она сидела и читала написанный мной текст вслух. Понимаете, работы иногда совершенно не было. Я убирала квартиры, за все бралась. Выходили все равно копейки. Продав ипотеку, я потеряла бы часть накоплений. А мне даже пятьдесят тысяч в месяц было трудно отложить.

– Не оправдывайтесь. Вы попали в ловушку и делали, что могли. Жаль, что вы ей верили. Но подобные и ищут таких, как вы, чтобы дразнить заботой и безопасностью. Дразнить, но никогда не предоставлять. Потому что, если бы вы перестали нуждаться, она не смогла бы вас использовать.

– Она называла это «начинается совместное творчество». Это было очень смешно – книга-то уже написана. То, что делала она, – было корректурой, и то непрофессиональной. Она вставляла запятые, да. Что-то могла подчистить. Но это и делают редактор с корректором. Она настолько была далека от написания книг. Вообще не понимала, что надо иметь видение. И что именно это видение стоит дороже всего, я в него двадцать лет вложила. Но ей было важно убедить себя в том, что это она написала. Иногда она неправильно читала какие-то названия, поправляла видных ученых, считая, что лучше разбирается в вопросе, о существовании которого узнала только что. Обиднее всего мне было то, что мои книги не заметили, а