– Какой у нас план, Коллинз?

Я смотрю на небо. Серые облака низко висят над холмами. В воздухе пахнет сыростью.

– Хорошо бы найти лошадей до того, как начнется дождь. Ну, и мне еще надо сделать несколько панорамных снимков.

Мы пускаемся в путь по тропе, которая петляет вверх по склону. Минут двадцать мы шагаем в полном молчании.

– А дети у тебя есть? – спрашивает Риз, когда мы подходим к очередному повороту.

Я чувствую укол раздражения.

– Думаю, тебе и так известно.

К чему эти вопросы? Риз сама ушла от меня.

Небо над головой серое и мрачное, да и настроение мое не многим лучше. Капля дождя падает мне на лицо. Затем еще и еще. Я накидываю капюшон и плотнее застегиваю куртку. Молчание становится невыносимым.

– У меня есть дочка, – говорю я. – Зовут ее Сара Кэтрин, но мы все зовем ее просто Кэти. Она веселая, озорная, внимательная и заботливая. В общем, я мог бы продолжать до бесконечности.

При мысли о Кэти в груди у меня теплеет, настроение поднимается.

– Ей повезло с отцом, – говорит Риз.

– Спасибо, – киваю я.

Мы выходим на гребень холма, и Риз поворачивается ко мне.

– Слушай, мы идем уже больше часа, и все без толку.

– Если хочешь, возвращайся. Я дам тебе ключи от машины.

Риз смотрит на меня с недовольной гримасой.

– Я могу идти хоть до вечера. Но откуда тебе известно, что мы выбрали правильный путь? Что, если лошади перебрались в другое место?

– Это вряд ли. Не знаю, заметила ты или нет, но последнюю четверть мили вдоль тропы попадается лошадиный навоз. Принюхайся.

– Нет уж, спасибо. – Риз брезгливо морщит нос. – Ладно, идем дальше.

В этот момент облака сгущаются еще больше, и мелкий дождик превращается в настоящий ливень.

Я киваю в сторону разлапистой сосны.

– Живей! Там мы хоть немного укроемся от дождя.

Тропа в несколько секунд превращается в грязное месиво, и мы спешим к дереву, спотыкаясь и скользя в этой грязи. Прижавшись к стволу, я обвожу взглядом окрестности. Везде один и тот же пейзаж – низко нависшие тучи и нескончаемые потоки дождя.

Я снимаю рюкзак, чтобы проверить оборудование и достать шоколадный батончик, как вдруг сзади раздается пронзительный крик Риз.

– Что? Где? – бросаюсь я к ней.

Риз кивает на землю. В стороне, под деревьями, лежит труп жеребенка. Хищники уже попировали вволю, оставив лишь шкуру да гниющие органы.

– Что случилось? – Риз невольно пятится, стараясь отойти подальше от этого неприглядного зрелища.

– Волки. Их полно в этих холмах. – Я достаю камеру и вижу, как Риз с испугом смотрит по сторонам. – Не бойся. Этот жеребенок пролежал здесь не один день. Нам ничто не угрожает. – Я делаю снимок.

– Нам не нужны такие фотографии, Ян. Они не войдут в статью.

– Это жизнь, Риз. Мой редактор хочет, чтобы я заснял жизнь этих лошадей без всяких прикрас. А эти лошади существуют по тем же законам, что и все дикие животные. Табун переходит с места на место, оставляя позади раненых и больных.

Риз неохотно кивает, а я бросаю взгляд на тропу.

– Похоже, табун и правда перебрался куда-то еще. Да и на небе ни просвета. Имеет смысл вернуться в деревню и еще раз поговорить с Мануэлем. Может, он знает какое-то другое место.

– Скажи мне, Ян, – говорит Риз, когда мы начинаем осторожно спускаться вниз, – скажи мне, что привлекает тебя в этом празднике? Почему ты решил приехать на «Рапу»?

– Меня заинтриговало то символическое единство, которое существует между жителями деревни и лошадьми. Их существование напрямую зависит друг от друга.

Риз что-то бормочет себе под нос.

– Ты так не считаешь? – поворачиваюсь я к ней.

– Мне просто кажется, что должен существовать и другой способ поладить с этими лошадьми. Совсем не обязательно набивать их сотнями в тесный загон.

Насквозь промокшие, мы добираемся наконец до кафе. До четырех еще далеко, но Мануэль, на наше счастье, обедает тут же вместе со своими друзьями. Риз заказывает кофе, а я – пиво. Затем нам приносят блюдо с пульпо – вареным осьминогом, кусочки которого тонут в остром соусе. Риз в восторге, а меня от запаха просто воротит.

Пока мы обедаем, Мануэль и его приятели развлекают Риз историями про фестиваль «Рапа дас бестас». Они хвалятся друг перед другом полученными травмами и рассказывают о своей безграничной любви к лошадям. Но чем дольше они беседуют, тем тяжелее у меня в желудке, а вместе с тем и на сердце. Да что со мной такое? Риз улыбается. Она спрашивает Мануэля и его друзей о необходимости фестиваля, и я вдруг понимаю, что держит меня в таком напряжении. Мне ясно, под каким углом будет написана эта статья. Риз постарается убедить читателей в том, что позаботиться о лошадях можно и без ежегодного праздника.

Но суть-то не в этом. Речь идет о традиции и нашей взаимозависимости. Два вида существ, которые столетиями поддерживают друг друга.

В гостиницу мы приезжаем уже после шести. Мне хочется выпить чего-то покрепче, чем пиво. Я резко распахиваю дверь и лишь в последний момент пропускаю Риз вперед.

– Что с тобой такое? – спрашивает она. – За весь день ты практически не проронил ни слова. Это я тебя чем-то расстроила?

– Поосторожней насчет того, что скажешь в этой статье. Иначе твои слова могут ударить по благосостоянию селян. Без посторонней помощи они вряд ли смогут поддерживать свои традиции.

Риз беспечно смеется.

– Еще не хватало, чтобы ты указывал мне, как писать статьи! Не забывай, что я – автор, а ты фотограф.

– Тем не менее мое имя тоже появится в журнале.

А я уже не уверен, что мне этого действительно хочется. Я отправил туда свои фотографии, чтобы напомнить людям о необходимости беречь наши традиции. В один прекрасный день эти праздники навсегда уйдут в историю, и только фотографии будут напоминать нам о прошлом.

Риз смотрит на меня с явным вызовом. Я тоже не желаю уступать.

– Ян.

Мы оба оборачиваемся.

– Эйми? – Я ошеломленно смотрю на жену.

В следующее мгновение я уже держу ее в своих объятиях.

– Эйми, что ты здесь делаешь? – Я осыпаю ее лицо поцелуями. Такое чувство, будто мир вокруг растворился, перестал существовать.

Рядом раздается негромкое покашливание.

Ах да. Риз. Она все еще тут.

Я наконец-то отпускаю жену.

– Эйми, это…

Но Эйми уже протягивает руку.

– Привет, я – Эйми. Жена Яна.