ордена и медали. Приехавшие к ним на празднество ветераны из других городов, обнимавшие Гришку и Машку, а потом…

— Иди, Гришка, кто же, если не ты? — Саша Роднина уговаривала мальчика выступить, но тот неожиданно заробел.

— Ну тут ветераны же, им-то сподручнее, — ответил юный сержант, награды которого чуть позванивали друг о друга при движении.

— Ты тоже ветеран, — седой полковник подтолкнул героического мальчишку. — Скажи им, что чувствуешь, сынок… Кому, как не тебе?

— Когда-то мы мечтали о том, что закончится война, — с трибуны, в окружении пожилых людей, глядя на школьников, говорил их товарищ и друг. Прижималась к нему Машенька, не скрывая своих слез. — И все будут счастливы. Будет много хлеба с маслом, не будут плакать дети и понуро стоять у свежей братской могилы взрослые. Мы не голодаем, хлеба у нас вдосталь, перестали рваться мины и снаряды, нет уже этих… Никто уже не слышит сирену воздушной тревоги, не стучит метроном, не плачут от страха и боли дети в бараках… И мы… Мы же счастливы?

— Да! — закричали десятки школьников, глядя на того, который говорил сейчас с ними.

Их крик поднял в небо птиц, а школьники, затаив дыхание, слушали такого же пацана, какими были и они сами. Его слова доходили даже быстрее, чем рассказы фронтовиков. Может быть, потому что Гришка был таким же, как они?

— Теперь никогда не будет этих, — убежденно произнесла Машенька. — Ни-ко-гда!

Глава 19

В большом кабинете, из окон которого, по некоторым народным верованиям можно было увидеть Магадан, проходило совещание. Беготня, связанная с «возвращенцами», заканчивалась и пора было уже подводить итоги. В связи с этим генерал собрал офицеров, колдунов, пригласив и волхвов, чтобы прояснить вопросы, оставшиеся открытыми.

— Начнем с Григория Лисицына, — предложил генерал. — Что удалось по нему установить?

— Изначально, товарищ генерал, — встал начальник следственного отдела, докладывая материалы. — Наш мальчик. Родился в британском роддоме, в связи с тем, что родители не уследили за сроками беременности. Ребенка объявили мертвым, а родителей депортировали, но…

— Только не говорите, что это упавший «Боинг», — попросил его коллега, сидевший рядом.

— Именно так, — кивнул докладчик. — Правда, нам не удалось точно установить, зачем это было проделано, да и как заманили родителей в Британию, но мы работаем.

— Тогда понятно, как мальчик оказался в России, — тихо произнес волхв. — Видимо, у него был дар перемещения…

— Поясните свою мысль, пожалуйста, — попросил товарищ генерал, колдовской классификации не знавший.

— Ребенок без корней может быть использован в специфических ритуалах, — начал объяснения Евлампий, поглаживая бороду. — А раз он нашей крови, то в минуту наивысшей опасности использовал дар, вот только отчего попал он именно в то время, сие мне не ведомо.

— Советник считает, что это из-за девочки, — прокомментировал мужчина в сером костюме. — Время для богов ничто, так что вполне возможно.

— То есть имело место божественное вмешательство? — удивился начальник следственного отдела.

Существование богов сомнению не поддавалось, ибо случаи вмешательства были вполне задокументированы соответствующими органами. Да и в битвах высшие сущности, бывало, помогали. Но вот почему именно та война… Евлампий, правда, точно знал, почему. В той войне погибло очень много народа, особенно детей, отчего в ткани времени создалась своеобразная воронка, притягивавшая души, но вот тела — это было что-то новым, ибо и Григорий, и Мария, изначально звавшиеся совсем иначе, оказались в прошлом в своих собственных телах. Именно это было необычным.

— У меня вопрос к волхвам, — произнес главный следователь. — Все ли дети относятся к кол… одаренным?

— Глупый вопрос, — прямо ответил волхв. — Все люди являются одаренными, по крайней мере, в нашей стране, но нам столько просто не нужно, поэтому и берем мы только тех, кого брат безболезненно для них самих.

— Подождите, но в Британии же… — попытался возразить генерал, для которого сказанное явилось откровением.

— Для того, чтобы были колдовские силы, — принялся объяснять Евлампий. — Нужно иметь или светлую душу, или черную. Но чернодушные быстро выгорают, ибо им нужно питаться страданиями и болью, а светлодушные…

— Страданиями и болью… Как в ту войну? — тихо спросил молодой лейтенант, некомфортно чувствовавший себя среди созвездия погон.

— Именно так, — кивнул волхв. — Основных уничтожили еще тогда, затем прошлись гребенкой по оставшимся, а потом пришел Советник и довершил сделанное.

Советник был самой загадочной фигурой Советского Союза. Появившийся из, казалось, ниоткуда, он мало того, что сумел остановить гниение, так еще и очень быстро навел порядок. Ни имени его, ни лица известно не было, из-за чего версии возникали самые различные, но дальше версий дело не шло, а оправившаяся страна смело шла в свое будущее.

* * *

Маша снова была в том самом бараке. Почему-то ей казалось, что она гораздо младше себя-той, которая была тогда. Будто слыша мысли совсем другой девочки, Маша замерла. «Мамочку увели убивать… И других тоже… Как же мы теперь без мамочки?» — бежали в голове мысли, от которых хотелось просто плакать. Девушка, снова вернувшаяся в барак, вспомнила, она знала, что сейчас случится, не понимая, за что ей это опять.

И действительно, едва продрав глаза и получив от старшей девочки, казавшейся такой взрослой, кусочек хлеба, та, которой сейчас была Машенька, попыталась спрятаться, чтобы эти не нашли. Так учила их мама, которую уже, наверное, убили проклятые эти. Но спрятаться она не успела — открылась дверь, в ней показался черный страшный этот, у которого не было лица. В следующее мгновение от него хлынул огонь, от которого не было спасения, и она закричала…

Буквально взлетевший с кровати Гришка кинулся к Машке, чтобы растормошить ее. Давненько уже не приходили к его любимой девушке такие сны, но сегодня было что-то слишком страшное — Маша кричала так, что сорвала горло, переполошив весь дом. Через минуту в комнате оказались и Эмма, кутавшаяся в халат, и Марк, ошалело смотревший на рыдавшую дочь. Им было уже пятнадцать, но Маша буквально ревела, как маленькая, не в силах успокоиться.

Обнимавший ее Гришка никак не мог успокоить дрожавшую от пережитого ужаса любимую, поэтому Марк вызвал Роднину и врачей. Мужчине было понятно, что это не просто память — что-то случилось. Слишком уж давно не было этих снов, поэтому этот оказался сюрпризом.

— Что случилось? — первой примчалась товарищ уже старший лейтенант госбезопасности.

— Дочка сон увидела, успокоить не можем, — объяснил Марк Захарович. — Есть мнение, что неспроста она этот сон-то увидела.

— Вот как… — задумчиво проговорила офицер госбезопасности, входя в спальню. — Что тебе приснилось, девочка?

— Я бы-была… там… номер девять-четыре-ноль-пять… ма-ма-маленькая… — попыталась объяснить Маша, что у нее не