Но нет.

– Андре все еще в моем сердце. Я питаю к нему чувства, но теперь они другие, словно изменили форму. – Эти слова я произношу, не успев глазом моргнуть. – Я знаю, каково это – влюбиться. Однако не уверена, что знаю, каково это – разлюбить. – Abuela никогда меня этому не учила. И она покинула мой мир прежде, чем я успела спросить.

Его губы изгибаются в легкой улыбке, он кусает щеку изнутри. Орион берет кусок пергамента, начинает складывать его и разглаживать линии сгиба.

– Я говорил девушке, что люблю ее, но это было давно. И когда мы расстались – по ее инициативе, – он кивает, – мне было плохо. Но я заметил, что в конце концов могу думать и заниматься другими вещами, не вспоминая первым делом о ней. Она была в моем сердце, как ты и сказала, некоторое время. Затем все меньше и меньше, а сейчас ее и вовсе там нет.

После последнего изгиба он показывает бутон тюльпана из оригами.

– Так что, когда ты перестанешь думать об Андре, ты сразу это поймешь. – Он кладет тюльпан в мои руки.

Я сижу и задумчиво разглядываю поделку.

– Наверное, ты прав. И это очень мило; где ты научился оригами?

Орион берет второй лист пергамента.

– Ты не одна, кто научился паре трюков у отличной женщины.

Я оглядываю его с ног до головы в поисках намека на грусть, но ничего не нахожу. Он работает с детским энтузиазмом, придавая листку форму очередного тюльпана.

– Твоя мама научила тебя этому, что бы ты мог, скажем, впечатлить девушку на свидании? – спрашиваю я, потому что я тоже desgraciada. Подлая.

Он даже не смотрит на меня.

– Твоя abuela научила тебя делать эти невероятные сэндвичи, чтобы ты могла заставить желудок любого парня сделать сальто?

– Нет, – отвечаю я сквозь смех. – Не обязательно для этого. Но если моя еда вдохновляет на импровизированную акробатику, я только рада.

– Вот тебе и ответ. – Он кладет второй тюльпан мне в руки, и моя улыбка расцветает, как розовый букет.

Я настроена по-другому спустя чуть больше месяца. В Западном Дейде я бы даже глаз от книжки не подняла из-за громких голосов, доносящихся через стены. Здесь я подскакиваю и смотрю в окно. Теперь я знаю этих людей, их формы и силуэты. Джулс и Флора стоят в церковном дворике с тремя парнями, но это точно не Орион, Гордон или Реми. Я тянусь к оконной ручке, но вспоминаю, что оно скрипит громче, чем самая высокая нота оркестровой трубы. Я выбираю другое окно.

Подхожу, открываю створку и прислушиваюсь. Я не вижу их отсюда, но знаю, что это говорит Джулс:

– Давно ждете, парни? Несколько минут или часов?

– Если бы ты разблокировала наши номера, мне бы не пришлось…

– Что бы тебе не пришлось, Эванс? – Это снова Джулс и… ох! Рот и его компания.

– Ты можешь меня выслушать, черт возьми?

– Они не говорят, что «Голдлайн» плохи, – вмешивается Флора. – Группа отличная, но…

– Не сейчас, Флора. И вы до сих пор не подписали контракт с «Норт Форк» не из-за меня, – говорит Джулс.

– Черта с два! Они слышали «Дрозда». Ты и я. Такой звук им нужен. – Еще более резким тоном говорит Рот. – Я не позволю, чтобы твои детсадовцы лишили меня такого шанса.

Вау. No me gusta – мне это не нравится. Прежде чем я успела подумать, стоит ли, я уже делаю. Застегиваю куртку поверх футболки оверсайз и легинсов, которые накинула для разговора с Пилар по FaceTime. Только теперь сестре придется подождать.

Я надеваю шлепанцы и крадусь вниз. Между квартирой Уолласов и фойе придумываю стратегию, чтобы сгладить щекотливую ситуацию, не усугубив ее. Мой план машинально приводит меня на кухню. Мой извечный боевой штаб.

Быстро, как молния, я хватаю остатки того, что приготовила для Джулс с Реми, и коробку печенья с фруктовой начинкой, которые испекла, пока свинина томилась целый день. Стеллажи все еще полные, хватит на два дня даже после того, как Орион сточил целую горсть перед уходом.

Я выхожу через боковую дверь; дюжина вариантов трагического развития событий проносится у меня перед глазами. Но я все равно иду. Спина прямо, в руках печеная амуниция, я подхожу к компании и игнорирую пять озадаченных лиц. Разговор прерывается. Я показываю Джулс бумажный пакет.

– Приготовила их, затем услышала, что ты здесь. Кубинские сэндвичи, как и обещала. – Я бросаю взгляд на часы. – Реми уже освободился? Я имею в виду, что в твоем холодильнике они будут целее, чем в моем.

– Э-э, да. Спасибо. Он… гм-м… освободился. – Джулс тянется к сэндвичам, как в замедленной съемке. Ее лицо, словно новая песня. Робкая мелодия замешательства поверх гармонии, повторяющей: «Я знаю, что ты делаешь».

Бросив короткий взгляд на Флору, я вижу ее мышиный взгляд и позу, скромнее, чем предвидела. Я открываю коробку бабушкиного любимого печенья – такое мягкое; аромат клубится, перебивая запах послеполуденного дождя и цветущих деревьев. Парни инстинктивно подходят ближе. Ха! Песнь кубинской сирены снова наносит удар.

– Я новый пекарь в «Сове и вороне», поэкспериментировала с начинками. Есть фиговые, клубничные и лимонные. – Я прибавляю температуру. – Я здесь новенькая и не могу предсказать, какие больше понравятся гостям, понимаете? Может, вы как местные поможете мне?

Уилл/Уильям/Не важно, посетитель концертов во «Вратах в рай» и причина, по которой Флора, скорее всего, приходила домой позже указанного времени, пожимает плечами с видом «Какого черта? Печеньки!». Он берет из коробки печенье с лимоном. Флора тут же выбирает клубничное.

Моя улыбка приправлена таким количеством сахара, какое я не добавляю ни в один рецепт. Я сую коробку Роту и другому парню во фланелевой рубашке, который достаточно похож на Уилла, чтобы я посчитала их братьями. Оба угощаются, затем Джулс берет фиговое и клубничное.

Теперь нет никакого напряжения, никаких обвинений. Все только жуют и издают довольные звуки, разносящиеся по улице.

– Что это мы тут едим? – Гордон шаркает к нам в трениках и джинсовке. Он зевает. Проводит рукой по волосам, превращая их в рыжую тучу. – Слышал, тут кто-то ссорится.

– Никто не ссорится. Только дегустируем и голосуем. – Я протягиваю Гордону коробку. Он берет по одному печенью с каждой начинкой.

Он откусывает, затем уничтожает остальные менее чем за тридцать секунд.

– Божественные. Ты когда-нибудь отдыхаешь? Сколько уже, половина одиннадцатого?

– Около того, – говорю я, затем бросаю на Флору безобидный, но пронизывающий взгляд. Орион будет вне себя. Она гуляет позже разрешенного времени и таскается с этой шайкой – я отражаю все это на своем лице и упираю руку в бок.

Флора отвечает судорожным вздохом.

– Я, пожалуй, съем еще одно клубничное и пойду домой.