Ну да ничего, все это он сумеет сделать с ней. Сумеет! Только вот… Только вот нужно выяснить, каковы планы высокого начальства на ее счет. Он слышал, у того молодая жена. Но она вроде как беременна. А что такое брюхатая баба в доме, он знал не понаслышке, его жена родила ему троих. Наверняка обрыдла красавцу, как и ему самому в свое время. Нужно непременно выяснить, каков расчет Любавского. И если тому без разницы, перед кем эта самая Оленька будет вилять своим упругим голым задом, она будет вилять перед ним…

Нужно только выяснить. А как?!

– Евгений Евгеньевич! – страшным шепотом окликнула его секретарша Лизка.

Противная вертлявая девка, каждый раз оглушительно стонущая под ним. Тьфу, гадость какая! Ольга так орать не станет, он был в этом уверен на все сто. Она будет лишь беззвучно учащенно дышать, а в финале только еле слышно всхлипывать. И еще она будет его просить, умолять…

– Евгений Евгеньевич! – возмутилась Лизка и, войдя в кабинет, встала между ним и Ольгой. – Вы что, не слышите?! Вас срочно требуют наверх!

– А? Что? Куда наверх? Зачем? – Руки тут же лихорадочно принялись теребить бумажные завалы на столе. – Чего это им приспичило в такое неурочное время?

– Не знаю, – обиделась Лизка его невниманию и тут же подозрительно покосилась на Ольгу, что-то между ними явно произошло за то время, что они сидели бок о бок. – Так вы идете?

Из кабинета они вышли вместе. Евгений Евгеньевич чуть подался вперед, но Лизка проворно ухватила его за рукав и чуть попридержала.

– Вечером не увидимся? – Ее глаза смотрели на него умоляюще и призывно.

Но Евгений Евгеньевич был стреляным воробьем, он знал, что дело не в нем, просто сапоги, к примеру, новые срочно понадобились. При встрече Лизка непременно начнет скулить и канючить. И будет канючить до тех пор, пока он бумажник не раскроет. Тьфу, гадость какая! Угораздило же с такой потаскушкой связаться. Надо бы избавиться от нее поскорее, сократить ее, что ли…

Верка часто на выездах, а больше уж в их аквариуме никого и нет. Так что идею с подоконником, что прочно засела у него в мозгу, пока отметать, пожалуй, не стоит…

– Мечтаем? – вкрадчиво раздалось у него над самым ухом, когда он стоял у закрытой шахты в ожидании лифта. – Ну-ну…

Верка! Эта худая молчаливая стерва много крови ему попортила в свое время. Ох и попортила! Сначала все никак не хотела принимать его ухаживания, как будто что-то могла изменить. Он-то знал, что их секс вопрос времени. А потом вдруг стала фортели выкидывать. То какими-то загадками начнет говорить. То целый вечер обсуждению личности Шустиковой посвятит. А Шустикова в то время его совсем даже и не интересовала. И говорить о ней весь вечер напролет он считал делом зряшным. Но Верка психовала и все приставала и приставала к нему с ее личным делом. Пришлось уступить. Уж больно эта баба была хороша и технична в постели. Правда, недолго…

– Здрасти, Евгений Евгеньевич, – пропела Вера, глубоко затягиваясь тонкой сигареткой, которая смотрелась очень эффектно в ее длинных пальцах.

– Здравствуйте, Вера, – сдержанно ответил он, молчаливо негодуя на предмет провалившегося в преисподнюю лифта.

Ему не хотелось говорить со своей бывшей любовницей в таком месте, которое часто посещалось другими сотрудниками их управления. Сюда выходили покурить, посплетничать или просто перебирались с одного этажа на другой. А тут Верка со своим приветствием, понимаешь…

– Как ваша новая заместительница? – Глаза у стервы сделались совершенно наглыми и всепонимающими, хлестнуть бы по ним той папкой, что держал в руках, да нельзя, огласка не нужна.

– А что именно вас интересует, Вера? – Вопрос прозвучал с заметным холодком, что было сделано намеренно.

– Меня интересует размер ее лифчика, Женечка. – Баба вконец обнаглела и перла напролом, с чего бы это…

– Да?! – Он сделал изумленное лицо и смерил Веру с головы до ног непонимающим взглядом. – А меня, представьте, совершенно не интересует.

– Да ну! – Ее рот нервно дернулся, и правый уголок его пополз куда-то вверх. – Так я тебе и поверила, Женечка! Как же! Ты же у нас ходок по женской части, хоть и корчишь из себя эдакого простачка… А на самом деле…

Что это – лесть, ревность или что-то еще?

– Так как тебе, Женечка, ее ноги? По-моему, могли быть чуть потоньше. Ты как считаешь? Не тяжеловато тебе держать ее тяжеленные ляжки на своих плечах?

Верка зарывалась и, кажется, совершенно не понимала, что зарывается. Но без видимой причины она этого делать не станет, нет. Про Лизку знала с первого дня, а ни разу, ни единым словом не дала понять, что знает. А что же так болезненно реагирует на Шустикову? Может, и правда ревнует?..

Евгений Евгеньевич быстро оглянулся на дверной проем. Там никого не было видно. И тогда он решился…

– Ты чего хорохоришься, сучка?! – Его рука больно ухватила ее за грудь. – Совсем обнаглела, да?! Чего ты хочешь?! Трахнуть тебя?! Так интересу у меня к тебе нет больше, понятно? Слишком замороченная ты для меня! И не смей подкрадываться ко мне вот так незаметно и на ухо шептать не смей, иначе я тебя…

– Что? – Веркины глаза смотрели на него теперь совсем по-другому, исчезла вызывающая наглость и понимание, а вполне отчетливо проступила бешеная ярость. – Что ты треплешь меня за сиськи, идиот?! Чего себе позволяешь?! Орет на меня, понимаешь! Я как лучше для него хотела, а теперь…

Тут только до него дошло, что такая женщина, как Верка, не станет без причины караулить его у лифта. И хамить без видимой на то причины не станет. Причина была. И наверняка вполне объективная, раз она так разозлилась, вместо того чтобы испугаться.

– Говори!!! – потребовал он тоном, не терпящим возражений. – Говори, или получишь по фейсу прямо здесь.

Он мог ее ударить, Вера это знала. И если прежде это делалось исключительно с ее добровольного на то согласия и ничего, кроме удовольствия, ей не доставляло, то теперь все обстояло иначе. Теперь-то они были не на съемной квартирке на окраине, а стояли у лифта. И ее ручной, как она думала прежде, Женечка пылал праведным гневом. И ударить мог уже не дразняще, а вполне по-мужски и ощутимо.

– Прости, – кротко пробормотала Вера и на всякий случай отступила от него на пару шагов. – Прости, я все еще думаю, что мы с тобой… Ну, ты понимаешь…

– Мы с тобой, – передразнил он ее, смешно гримасничая. – Давно уже нет нас с тобой. И все ты, дура, виновата.

– Я знаю, – Вера покорно кивнула и по примеру своего начальника оглянулась на дверной проем. – Но я хотела бы все вернуть, Жень. Нам же было славно вместе, а теперь ты на Ольку пялишься.

– Не понял! – он вполне искренне и вполне возмущенно фыркнул, в глубине души ликуя оттого, что Верка, кажется, и вправду ревнует. – Ничего я на нее не пялился. Выдумываешь, женщина!

– Я видела через стекло, что пялишься, – плаксиво возразила Вера и опустила голову виновато, заведомо зная, что такое ее смирение заводит его с пол-оборота. – Ты полдня глаз с нее не сводил и мечтал. Я же тебя знаю, Жень. Я видела, что ты мечтаешь. У тебя лицо при этом делается такое…