планами, выпил еще рюмку коньяка. Затем он вышел в приемную, где Гюнше мило беседовал с фрау Шуберт. Увидев шефа, помощник резко вскочил.

– Я еду на объект, а вы, Гюнше, садитесь на телефон, – распорядился Вальц. – Если будет звонить группенфюрер Брайтнер, скажите, что я уехал и вернусь поздно вечером.

Гюнше не стал ждать звонка. Едва «Опель» Вальца отъехал от здания гестапо, его помощник набрал номер и попросил соединить его с группенфюрером Брайтнером.

– Кто его спрашивает? – услышал он и назвал себя.

Вскоре в трубке раздался знакомый хрипловатый голос:

– Брайтнер слушает.

Гюнше подробно изложил ему все, что было связано с появлением в Быстрице Разумовского и Шнайдера-Рауша, добавил в конце, что Вальц считает их советскими агентами.

Брайтнер выслушал его и поблагодарил. После этого он напомнил Гюнше о том, что тот и впредь должен информировать его обо всем происходящем в Быстрице напрямую, минуя своего шефа.

Затем Брайтнер надел пальто и шляпу и вышел на свежий воздух. Он не любил гулять по улицам Вены в черном эсэсовском мундире.

Бомбардировок не было. Сегодня Вена жила мирной жизнью. Было тепло, весна вступала в свои права, дарила горожанам яркое солнце и первую зелень. В парках и скверах появились женщины с детьми и старики.

Он устроился на свободной скамейке недалеко от памятника императрице Марии-Терезии. Брайтнер любил размышлять именно здесь, как будто боялся, что в кабинете его мысли кто-то может подслушать.

«На этот прекрасный город могут полететь бомбы. Нет, войну надо заканчивать. Пусть результат не в пользу Германии, но пора все это прекращать. Если большевики не остановятся, то получат новую войну, только на этот раз со всей Европой и Америкой.

Так вот куда девался Разумовский, в Быстрицу! Спрятаться решил? Нет, от СД не спрячешься».

Брайтнер по линии службы безопасности курировал все научно-технические разработки, производимые в Германии. Поэтому он был хорошо осведомлен о ракетах ФАУ, реактивных самолетах, новых технологиях сварки корпусов подводных лодок, оптических прицелах и о многом другом. Конечно, группенфюрер знал и об атомном проекте Германии, о том, что на нем фактически поставили крест из-за нехватки сырья. Все ученые и инженеры, связанные с новой техникой, были в поле зрения СД, службы безопасности, которая, как и гестапо, в 1945 году подчинялась рейхсфюреру Гиммлеру.

Относительно Разумовского Брайтнер знал много больше, чем Вальц из последней сводки. В первую очередь это касалось того, что Разумовский был сотрудником чехословацкой разведки, поэтому и пребывал шесть лет в посольстве этой страны в Москве.

«Где теперь глава чехословацкой разведки Моравец? В Лондоне, работает со своей командой на англичан.

А Разумовский оставлен в Чехии. Он служил сначала в скромной фирме под названием «Шумава», затем в исследовательском институте концерна «Ауэргезельшафт». Чем он там занимался? Поиском урановой руды.

Но кому она нужна сейчас? Германии? Нет, атомный проект заморожен. Советам? Так он у них и не начинался. Только британцам или американцам!

Я давно подозреваю, что Разумовский работает на англичан. Не случайно в начале ноября прошлого года, когда Разумовский выезжал на два дня в Цюрих закупать оборудование, ему в напарники водителем грузовика приставили сотрудника СД. Тогда-то он и попался, наивно полагая, что за ним никто не следит.

Скорее всего, Разумовский думает встретить союзные войска в Быстрице и представить их командованию все сведения о залежах урановой руды. Если, конечно, этот болван Вальц не арестует его и не подвергнет усиленному допросу. Нет, Разумовского надо сберечь. Он может обеспечить мне связь с английской разведкой. Она нужна потому, что я, Эвальд Брайтнер, не собираюсь бежать ни в Испанию, ни в Аргентину. Да, я занимал высокие посты в СД, но не травил евреев газом, не морил голодом русских пленных, не сжигал белорусские деревни. Я, инженер по образованию, занимался новой техникой, которая во многом была передовой.

Гитлер большевизм не остановил. Америка и Англия это сделать могут. Значит, и мне, Эвальду Брайтнеру, найдется место в послевоенной Германии, если, конечно, она не окажется под пятой большевиков.

Еще этот Рауш, назвавшийся Шнайдером. Если он и есть тот самый негодяй, который организовал побег русского летчика, то его следует повесить. Секреты реактивных самолетов, жизнь таких умов, как Хейнкель, надо беречь. А вдруг Рауш связан с Разумовским? Ведь тот не мог не знать, что мы производим в Хинтербрюле, где действует подпольная организация. Нет, лучше не трогать и Рауша, пусть живет».

Минуту он пребывал в задумчивости, потом неожиданно очнулся. Что-то коснулось его ноги. Это был детский мячик. В следующую минуту перед ним вырос белокурый мальчуган лет пяти. Брайтнер поднялся, достал мячик, закатившийся за скамейку, улыбнулся и подал его малышу.

– Данке, – пискнул тот, принял мячик и слегка присел в знак признательности. К ним тут же подошла пожилая фрау и принялась благодарить Брайтнера.

Они отошли, а он продолжал смотреть им вслед.

«Этот паренек будет жить в новой Германии, – подумал Брайтнер, забыв о том, что стоит не на немецкой, а на австрийской земле, потом глянул на часы. – Перерыв закончился. Пора ехать в Быстрицу».

День клонился к вечеру. Оберштурмбаннфюрер Вальц задержался на объекте дольше обычного, а поэтому остро чувствовал голод. Но прежде чем зайти в ресторан и расположиться на своем привычном месте, он решил заглянуть в кабинет, чтобы просмотреть журнал телефонных звонков за день да выпить рюмку коньяка.

В приемной ни Гюнше, ни фрау Шуберт не оказалось. Это было подозрительно. Ведь секретарша должна была находиться на работе еще минимум пару часов.

Вальц чинно вошел в кабинет. На его месте в кресле, не сняв плаща и шляпы, развалился Брайтнер. Вальц похолодел. Ведь о своем разговоре с Разумовским, об аресте Шнайдера, а также о подозрениях относительно русских агентов он умышленно Брайтнеру не доложил. Группенфюрер редко бывал в штатском, и это говорило о том, что прибыл он сюда не просто так, а по экстренному случаю. Какому же?

– Эвальд? Какими судьбами?

На лице Брайтнера не дрогнул ни один мускул.

– Ты мне ничего не хочешь сказать? – суровым тоном осведомился он.

Вальц присел напротив своего высокопоставленного родственника и сказал:

– Именно за этим я и зашел сюда. Собрался тебе звонить.

«Хитер, стервец», – подумал Брайтнер и приготовился слушать.

То, что он узнал относительно Разумовского и Шнайдера-Рауша, точь-в-точь совпадало с тем, что ему стало известно еще этим утром из телефонного разговора с Гюнше.

– А теперь слушай меня внимательно, – приказным тоном произнес Брайтнер, едва Вальц закончил говорить. – Разумовского не трогать. Наблюдение, если такое ведется, снять.

– Снять? Но почему, Эвальд?

– Так