с банкой до бочки, что стояла с торцов домов Ильича, 59 и Ильича, 61, выстоял очередь из трёх человек, заказал себе маленькую кружку кваса в 0,25 литра за 3 коп. и залил 3 литра в банку по цене 12 коп./литр, выпил холодный, сладкий квас, удовлетворённо, “по-взрослому” крякнул, вытер губы тыльной стороной ладони, закупорил банку “злой” полиэтиленовой крышкой и, поставив банку в сетку, медленно понёс её домой.

…Я осторожно поднимался по лестнице, держа сетку с банкой в левой руке и почти уже дошёл до финального четвёртого этажа, где находилась наша кв. 55, как вдруг услышал из-за двери кв. 57 Ивана Герасимовича мелодию киножурнала “Ералаш”, от чего резко ускорился. При этом банка с квасом сперва подотстала от меня, а затем, неожиданно пойдя на обгон, резко вырвалась вперёд и аккуратно соприкоснулась с предпоследней ступенькой лестницы.

Раздался звук: “ЦАхЛ” и вкуснейший чёрный квас пенистым водопадом хлынул вниз в межлестничный проём… А дальше я вместо просмотра телевизора отмывал пыльную лестницу и горестно вздыхал, сетуя на свою тяжкую долю. Я ведь был всего за ступеньку от успеха…

После тех внеплановых работ по очистке подъезда, в процессе которых бабушка со второго этажа (не заставшая к моменту своего появления даже следов чёрного потока сверху) аж расплакалась, умиляясь тому “какой же я хороший мальчик”, “ну прям ангелочек” и “стараюсь, помогаю маме”, меня повторно отправили за квасом, только на этот раз уже с 4-х литровым алюминиевым бидоном. Интересно, что на мне квас и закончился*.

* Пока писал, то вспомнил подробности — уже в первый раз бочка была “на излёте” — под прицепным устройством бочки лежал красный кирпич с коническими углублениями, а во второй раз их было уже три.

Продавщица слила в бидон все остатки вместе с пеной, посчитав их как 3 литра, с противным скрежещущим звуком “ШлИиМАаЗзЛл” опустила жёлтый железный щиток, закрыв его на висячий замок и вынув из кармана телефон Motorola C380, позвонила неведомому Василю, чтобы тот ехал забирать её уселась пересчитывать деньги из поясной сумки, а я снова побрёл домой. Помня о коварстве последних ступенек.

Мужчина лет так 25-ти, стоявший за мной, с досадой пробубнил что-то про крота, и двинул было в сторону пл. Первой пятилетки [до следующей бочки с квасом?], но стоило ему только зайти за бочку и повернуть к бело-голубому деревянному киоску “Мороженое”, который был рядом, как раздался визг тормозов, звуки “БУБУХ-ДУДУХ” и на тротуар со стороны школы № 100 выкатилась мерзкого тыквенного цвета «Волга» ГАЗ-24 с таксишными “шашечками” на передних дверях. Шкодно прыгая, она проехала аж до самого киоска и уткнулась в него передним бампером, сдвинув всю будку где-то на 16,5 см. К счастью, обыкновенно заполненный людьми “пятачок” перед ней был пуст, так как сам киоск в тот час был временно закрыт — продавщица из него только-только привезла четыре коробки пломбира в стаканчиках из молочного магазина, что был на Ильича, 38 и в тот момент (согнувшись пополам) отпирала дверь справа, ковыряясь ключом в ржавом врезном замке.

Женщина та, как помню, была толстая и старая, что, впрочем, нельзя принимать за истину, поскольку все люди старше 30-ти мне тогда казались старыми, а старше 45-ти так и вовсе — “ужасно старыми”.

Любопытно, что возила она мороженое на решётчатой деревянной тележке с шарикоподшипниками [внешним диаметром 80 мм.] вместо колёс, издававшими при движении массу визжаще-дребезжащих звуков. Тележку она таскала сама, впрягаясь в лямку вместо лошади, чем напоминала центрального персонажа с картины Василия Перова «Тройка».

Так вот, «Волга» та, выкатившись на тротуар и проехав совсем рядом с круглым прицепным устройством бочки, разбила литровую стеклянную бутылку с молоком в сетке у мужчины. Таксист тогда вылез из машины, чьи повреждения, должен заметить, были весьма незначительны — вмятина на бампере, да и всё, а мужчина требовал с него компенсацию в 20 копеек за разбитую бутылку молока, которую таксист явно выплачивать не собирался. Он недоумённо смотрел то на потерпевшего, то в сторону школы и озадаченно чесал затылок волосатой пятернёй с наколкой в виде полусолнца и слова “К О Л Я”.

Следствием того, что я (по неосторожности, клянусь!) разбил банку с квасом о предпоследнюю ступеньку лестницы, стало то, что мужчина тот лишился бутылки с молоком, и все его дальнейшие планы вместе с его будущим круто изменились*.

* Вполне возможно, кстати, что именно его я и повстречал через 11 лет в магазине «1000 мелочей». При моём невмешательстве он БЫ переехал со своим талантливым сыном в Москву, а так остался на Уралмаше, и впоследствии его альтернативного Владислава 2.0 хватило лишь на местную юридическую академию.

Вместо того, чтобы пойти с квасом домой, он вынужден был повторно шагать в молочный магазин на Ильича, 38 за новой бутылкой молока. Поэтому у своего подъезда он не пересёкся с заготовленной под него очаровательной Лидочкой Поповой, которая в тот момент уже двигалась во встречном направлении и несла скрытый в тряпичную сумку утюг из мастерской. Свежепочиненный утюг не разбил бутылку с молоком, у Лиды не возникло чувства вины, ей не пришлось извиняться за содеянное, она не пошла с мужчиной на Ильича, 38 за новой бутылкой молока (бутылка, как видим, разбивалась при любом раскладе, так что в магазине не образовывалось “лишней” бутылки). В результате Лида эта не разговорилась по пути с “бутылочным” мужчиной (должен отметить, что Лидочка ну пrосто чудовищно каrтавила и сильно смущалась этого, вследствие чего предпочитала мало говорить и много слушать — ценнейшее качество женщины, желающей успешно выйти замуж), мужчина не нашёл свободных ушей, они не сходили затем в кинотеатр «ТЕМП», не посетили ресторан «Пльзень», не переспали и не поженились, у них не появились очаровательные однояйцевые близнецы Вова и Слава, Владислав Германович так и остался в виде сперматозоида в правом папином яйце, не выбравшись на свет из чрева Лиды, не вырос в выдающегося композитора, и человечество недополучило хит в виде микса, переработанного им из «Полонеза Огинского наоборот» (есть у музыкантов, особенно студенческого уровня, такая практика — переписывать известные композиции задом наперёд вместо того, чтобы сочинять что-то новое, своё, но иногда и эти жертвы backward-ов, вы не поверите, довольно интересно звучат после незначительной доработки) + вставок из «Прощания славянки».

Как следствие, знаменитый на весь мир Одесский мужской хор им. Турецкого сейчас в десять глоток горланит оригинальный «Полонез Огинского», а не тот шедевр, который должен был сочинить Слава: «Ползу, с рюкзаком / Дурак-дураком / В глазах красный бес /