— Рагнор…

Он отвел ее руку. Она улыбнулась дразнящей улыбкой.

— Ты думаешь, я могу забыть? — спросила она.

— Ты думаешь, я могу забыть? — хрипло спросил в ответ он. — Говорю тебе, Нари, пора тебе прекратить. Я предупреждаю тебя. Угрожаю, если так тебе больше нравится. Ты можешь иметь все, что захочешь. Красивую жизнь, роскошное палаццо, титул, положение. Ты…

— Ты забываешься, Рагнор. Забываешь, кто ты есть, верно? Я знаю легенды, я знаю, что ты считаешь себя другим, но, если честно, так ли ты далеко ушел от нас всех?

— Всех? Многие живут…

— Как куры в курятнике. Запертые в своем мире как в клетке.

— Будь рациональной, Нари. Оглядись вокруг — у тебя есть все!

Она внимательно смотрела на него несколько долгих мгновений и лишь затем веско сказала:

— Нет, не все, Рагнор. Но я знаю, кто я такая.

— Ты могла бы быть лучше, чем есть.

Она поднялась на цыпочки и шепнула ему в ухо:

— Мне нравится то, что я есть.

— Последний раз предупреждаю. Я могу…

— Что ты можешь? Уничтожить меня здесь и сейчас? На глазах у людей? Они арестуют тебя, посадят в тюрьму. Конечно, ты сбежишь… но тогда… Ты потеряешь лицо, Рагнор, а ведь для тебя так важно не потерять лицо. Ты ведь не сможешь просто так гулять среди милых и наивных людей. Прокляни меня, Рагнор, и ты проклянешь себя.

— Мы уже прокляты, — просто констатировал он.

— Ты — нет! — благоговейно прошептала Нари. — Она почувствовала голодный спазм, настолько сильный, что едва сдержалась, чтобы не показать, насколько она голодна.

Ей хотелось снова дотронуться до него. Все годы… он продолжал оставаться Рагнором. Твердым, несгибаемым. Красивым. Резкие черты лица, грудь, крепкая как стена. Старые сожаления умерли. Ну что же, она выбрала свой путь. Она сама принимала решения. Она его недооценила. И сейчас, глядя в его глаза, она понимала, что уже слишком поздно.

— Существуют законы…

— Их законы? Наши законы? Чьи законы? — насмешливо спрашивала она. — Мир погрузился в хаос, Рагнор. Разве ты не заметил? И мы превалируем. Глупец, разве ты не знаешь…

— Я знаю, что могу уничтожить тебя. И я уничтожу.

— Так ли легко тебе будет убить меня? — спросила она нежно, придвигаясь к нему.

Легко. Одним щелчком. Она отстранилась.

— Все из-за этой молодой американки?

— Все из-за того, что ты творишь.

— Ты лжец. Ты наблюдаешь за девчонкой.

— Если я и заинтересовался девушкой, то из-за тебя.

Нари улыбнулась. По крайней мере ей удалось нащупать его слабое место.

— Ты ей не нравишься, знаешь ли, — сообщила она. — Она чувствует, что ты… ну, что ты ей совсем не пара.

— Почему она оказалась… среди избранных гостей на твоей вечеринке.

Нари помедлила с ответом, потом решила солгать:

— Что я могла сделать, если дурочка забрела не туда, куда надо? — Впрочем, разве она так уж кривила душой? Но очевидно, он хотел знать всю правду.

Правду о том, что девушка была действительно избрана.

— То, что ты устроила — тот ужас и та смута, что ты посеяла здесь, — заходит слишком далеко и американкой не ограничивается. Но есть и обходные пути.

Нари пожала плечами:

— Зачем их искать? Сегодня в мире орудуют по разным оценкам от нескольких сот до тысяч серийных убийц. И полиция большинство из них найти не может.

— Ты обрушишь на нас весь гнев ада.

— На тебя — может быть. Но мы и есть — гнев ада. — Нари внезапно заговорила тише и вкрадчивее. Она выдыхала слова, и шепот ее был влажен и сладок. — Неужели ты никогда не тоскуешь по старым временам? Вспомни наше прошлое. — И тут она осторожно погладила его по груди.

И вновь он убрал ее руку. Она едва не вздрогнула, столько ярости содержалось в его жесте.

— Что ты за осел! А что до американки… Я, по крайней мере, вожу дружбу с ее родственниками. На самом деле у меня есть планы относительно ее на сегодняшний вечер.

Он так сжал ей руку, что она побоялась, как бы он не сломал ей кость. Она почувствовала, как бледнеет, как силы уходят из нее.

— Если ты только к ней притронешься…

— И ты говоришь, что озабочен судьбами человечества? Нари презрительно усмехнулась. — Если я притронусь к ней? — Нари засмеялась. — О, Рагнор!

И вновь он крепче сжал ее руку. Она вскрикнула от боли. Нари пыталась собраться с силами, но не могла. Она чувствовала такую слабость.

— Если ты думаешь, что тебе придется иметь дело только со мной…

— Что? О чем ты, черт возьми, говоришь?

— Рагнор, отпусти меня! Ты делаешь мне больно, — выкрикнула она. Их мог услышать кто угодно. На площади дежурили полицейские. И все же он ее не отпускал. Глаза его горели синим пламенем. И вновь она испытала агонизирующее, жестокое чувство безвозвратной утраты. Жуткую боль, которую рождает ревность, боль, которую, как полагала, она уже не способна чувствовать.

— Скажи мне, что происходит, — повторил он. — Что у тебя на уме? Где ты намерена с ней сегодня встретиться? О чем ты вообще говоришь?

— Она будет в баре «У Гарри»! — выдохнула Нари. Она больше не могла терпеть, тем более что сломанные кости ей сейчас ни к чему. — Больше я тебе ничего не скажу, хоть убей. И все же, если ты меня убьешь, ты никогда ни о чем не узнаешь, ты будешь охотиться вечно, и твоя маленькая американочка навеки сгинет…

— Даже не пытайся меня шантажировать, Нари. Я сказал тебе, что твоя кипучая деятельность должна прекратиться. Это не имеет никакого отношения к отдельному человеку…

— Вот и хорошо, — Нари расслабилась, — потому что, если ты причинишь мне боль сейчас, я сама займусь ею. До последнего… глотка.

Он ослабил захват, но продолжал смотреть на нее с ненавистью.

— Хорошо, Нари, расскажи мне, о чем идет речь. Нари сделала над собой усилие, чтобы не поддаться его чарам. Несказанное очарование заключалось уже в том, чтобы стоять рядом с ним, находиться рядом с ним после стольких лет. Когда-то он принадлежал ей. Грубый, неотесанный, податливый, готовый на все, нагой. Покрытый шрамами, разрываемый внутренним конфликтом, страстный и голодный, огневой, как молния в ночи…

Нет. Все давно ушло. И она не могла уступить, ему суждено поплатиться за то, что он есть. Как ни горько, она должна думать о возмездии. У нее только одна жизнь — та жизнь, которой она живет. Жизнь, которую она могла бы иметь. Свободная, необузданная, дикая — жизнь, в которой она вольна ослабить муку внутри себя, утолить свой голод…

И тут она разозлилась. Разозлилась по-настоящему. Она нащупала его слабое место. Он беспокоился из-за американки. И правильно делал, ибо он еще даже близко не подошел к пониманию того, как все запуталось. К тому, что происходило здесь.