Когда через пять минут на кухне появился Сергей, явно с намерением нас познакомить, я уже вовсю тараторила.

– Машка вообще самостоятельная, у меня к вам только одна большая просьба – покормите ее обедом, а то она будет целый день на яблоках сидеть. Вот тут суп, тут пюре, здесь курица. Мороженое ей можно, из холодильника пить можно, сладкое она сама не будет…

– Мне только телик долго смотреть нельзя, а еще вам небылицы рассказывать,– появилась из коридора Машка.

– Ну вот видите, – засмеялась я, – она все сама прекрасно знает.

Мама Сергея с гораздо большим умилением смотрела на полный холодильник, чем на ребенка, но я решила не обижаться – это у нее первый шок, пройдет.

Когда мы расставались в коридоре, я была уже Катенькой, а Машка уже выклянчила поход в ближайший парк с качелями. Не знаю, как проведет этот день Ирина Петровна, а за ребенка я спокойна.

Единственный плюс невыносимой жары, которая прочно установилась в Москве, был в том, что товароведы были согласны на все. Все, о чем бы их при других погодных условиях пришлось просить и умолять, сейчас давалось необыкновенно легко.

– Здравствуйте, – говорила я, войдя в кабинет, – какая жара! Как вы тут, бедные, работаете? Сейчас бы на берег речки или хотя бы под кондиционер…

Как правило, через пять минут мы были уже закадычными друзьями, даже если кабинет был увешан кондиционерами.

Я рассказывала про свой родной город, где сейчас, наверное, идут дожди, и расплавленный мозг товароведов прочно ассоциировал наше издательство с вожделенной прохладой. Отсюда вывод: чем больше будет на полках наших книг, тем прохладнее в торговом зале. Все очень смеялись, но книги послушно расставляли.

Я притащилась домой в пять часов, а ощущения были, как будто я не была здесь две недели, причем все это время ползала по раскаленной пустыне.

А Машка и Ирина Петровна выглядели вполне умиротворенными, напоили меня холодной минералкой и принялись наперебой что-то рассказывать. Через некоторое время до меня начало медленно доходить, что именно они рассказывают – что-то про речку, развесистые деревья и смородину, которая падает на землю. Я осторожно поинтересовалась, где находится этот рай, мне объяснили, что недалеко, 180 километров.

– Сколько?! Это же в другом городе.

– Обычная московская дача, – пожав плечами, сказала Ирина Петровна, – люди и за 250 км ездят.

Все-таки это ненормальный город!

– Катенька, что же Маша в городе сидит? Давай мы с ней на дачу поедем. А вы работайте, а в выходные приезжайте. У нас там телефон есть. Там детей куча, ей не будет скучно.

Я оказалась совершенно не готова к такому повороту событий. Одно дело – привезти Машку в Москву, а другое – отправить ее за 200 км, с вообще-то малоизвестной мне женщиной. С другой стороны, работать мне тут, включая выставку, еще неделю как минимум, и что делать с ребенком, непонятно…

Я решила оттянуть время.

– Знаете, давайте Сергея дождемся. Пусть он решает.

После этого Ирина Петровна смотрела на меня уже совершенно влюбленными глазами.

Собственно, мы и так все решили, особенно после настоятельного воя Машки о том, что она хочет ягод, которые на кусте. Когда пришел Сергей, я дожаривала на ужин блинчики, Ирина Петровна заворачивала в них начинку, а Маша эту начинку с удовольствием перемешивала, периодически строя из нее то замок, то медвежонка, а то и огнедышащего дракона.

Осталось только убедить Сергея, что на эту самую дачу нас нужно отвезти на машине, чтобы ребенок не таскался по автобусам.

Учитывая, что взамен мы получали несколько ночей наедине, это было совсем не трудно.

* * *

Одна женщина в моем доме – это предел. Две никогда не помещались. При наличии трех особ противоположного пола квартира перестала быть моей. Куда бы я ни шел, я натыкался либо на самих женщин, либо на следы их обитания. Больше всего следов обитания оставила Маша. Она тут уже хозяйничала. Из собрания сочинений Стругацких была сооружена Вавилонская башня (проектный макет, масштаб 1:10 000), в старых портфелях жили нарисованные куклы, тапочки обзавелись мачтами и парусами.

Интересно получается, значит, раньше у меня был беспорядок, а теперь просто «ребенок играл»! Возмущаться долго мне не дали. Выяснилось, что завтра я везу бабушку с Машей на дачу.

На нашу дачу.

На машине, которую я продал перед отъездом на чужбину.

В день, когда мне нужно было совершить, возможно, самый важный разговор в моей карьере.

Я пытался сопротивляться, но оказался даже не между молотом и наковальней, а между молотом (Катя), кувалдой (мама) и отбойным молоточком (Маша). Все мои разумные доводы проходили сквозь собеседниц, не задевая не только их мыслительные, но и, кажется, слуховые центры. Когда мама вышла на секундочку глянуть, «что это Машенька так подозрительно тихо делает в спальне», я взмолился:

– Коша! Это безумие! Я не успею…

– Наверное, ты прав, – подозрительно быстро согласилась Катя, – пусть Маша лучше с нами останется. Она так любит прийти утром ко мне под бочок.

Я запнулся. Я тоже люблю прийти под бочок… И не только под него… И не только утром… Несколько дней мы будем в квартире совершенно одни. Это полностью меняло ситуацию!

Я еще колебался, но тут появилась сияющая мама, которая вела расстроенную Машку, а в руке несла…

– Сережа, – спросила мама, – правда, это совершенно ненужная тебе штучка? И ты не будешь Машу ругать?

– Конечно нет, – немного осипшим голосом ответил я, – она уже совсем старая, ее пора было выбросить.

«Совсем старая» – это означало «XII век». Хуже всего, что нэцкэ, которую хрупкая девчушка умудрилась разломить на три неравные части (как? это же окаменевшая кость!), принадлежала моему другу – неудавшемуся квартиросъемщику. Собирание костяных японских фигурок было его единственной пламенной страстью. А в руинах лежала как раз жемчужина его коллекции, которой он хвастал всем. Меня ждала медленная и мучительная смерть через удушение.

Видимо, я не смог полностью справиться с выражением лица, потому что Маша все же перешла к активным всхлипам.

– Значит, так, – я сменил тему, – завтра с утра иду за машиной, и чтобы к моему возвращению все было готово!

Общей радости не было предела.

Я восторга не разделял, потому что за недостатком спальных мест мама постелила мне на полу.

Зато наутро действительно проснулся на заре. Или, если быть точным, встал на заре – спать мне не пришлось вообще. В состоянии отупения я принял душ и направился готовить завтрак. К моему удивлению, на кухне уже шипело и пахло вкусным – оказывается, мама услышала мой подъем и решила озаботиться моим здоровьем.