Можно с уверенностью сказать, что камергеры жили непосредственно рядом с королем. До реконструкции королевского дворца они обедали в «гардеробе», который располагался, без всяких сомнений, в башенке, к северу от Верхней залы, там, где впоследствии была оборудована Большая зала Филиппа Красивого.[605] Когда королева отсутствовала во дворце, один из камергеров спал в королевских покоях, невдалеке от алькова.[606] В обвинениях, выдвинутых Мариньи в 1314 г., часто проскальзывала жалоба на то, что при желании увидеть короля нужно было сначала поговорить с Мариньи. Кроме того, с королем можно было беседовать только в присутствии камергера.

Существование упомянутых нами ночных обязанностей говорит о том, что камергеры служили посменно: они не были обязаны находиться рядом с королем все вместе ночью. Каким же образом они сменяли друг друга? Мы не склонны думать, что смены были Распределены на целый год: известно, что Мариньи не всегда присутствовал при дворе, причем его отъезды никоим образом не зависели от времени года, а были связаны лишь с дипломатической необходимостью. Даже представив, что начиная с 1309 г. Ангерран полностью прекратил выполнять обязанности камергера, мы не можем отрицать, что смены раз в семестр или раз в триместр не существовало. Продолжительность некоторых его поездок, например в 1312 г., также не позволяет предположить, что кто-то из камергеров мог служить в течение одной недели из промежутка в три или четыре недели. Так как непредвиденные или долговременные отлучки никак нельзя было совместить с графиком службы, распланированным на долгое время вперед, безусловно, кто-то должен был подменять Мариньи на посту камергера. Мы полагаем, надеясь на то, что рассмотрение частного случая не ввело нас в заблуждение, что камергеры выполняли свои обязанности в течение короткого периода, конечно же, суток, и те, кто присутствовал на конкретный момент при дворе, сменяли друг друга.

Эта должность не приносила большой прибыли, хотя Мариньи и получал, по сравнению с тем, что выплачивали простому камергеру, довольно значительное жалованье, доходившее порой до 5 турских су в день.[607] Мы более не будем возвращаться ни к вопросу жалованья, ни к проблеме должности камергера.

Щедроты, которые король расточал всем, хоть и в разной степени, добавляли к жалованью ренты, земли, привилегии… Даже если подобные дары составляли лишь малую часть имущества Мариньи, нам известно, что довольно ощутимое количество их он все же получил. Наконец, положение титулованного ходатая при короле Франции давало отнюдь не самый скромный источник прибыли.

Денежные средства отеля насыщались обычным для монархии путем, по до сих пор действенному принципу получения прибыли, состоявшему в том, что король жил за счет «своего имущества», то есть главным образом на доходы от королевского домена. Например, казначей королевской Палаты получал необходимые суммы у казначеев Тампля,[608] куда одалживали деньги торговцы, имевшие свои счеты с государственной казной, как, например, Барда.[609]

Для нас наибольший интерес представляет изучение расходов. К сожалению, существует очень мало источников, откуда мы могли бы почерпнуть о них сведения: восковые таблички из отеля за очень короткие периоды 1301–1302 и 1307 г.,[610] причем последние интересны лишь в плане изучения личности Ангеррана де Мариньи, счета из королевских покоев 1307–1308 гг.[611] и счет из отеля 1313 г.[612]

Кто руководил расходами? Кто угодно мог настоять на необходимости получения нужной суммы или предоставить достаточные для этого основания, иногда показывая казначею обязательство, подписанное служащим ранга настолько высокого, что его нельзя было тотчас же подвергнуть проверке. Чины королевского отеля, само собой, не должны были представлять никаких обязательств. Подобная гибкость системы выдачи денег объясняет тот факт, что среди тех, кто должен был передавать деньги на произведение выплат или оплату расходов, порой оказывались очень низкие должностные лица: Жиль де Конде, цирюльник Лоран, привратник Тома…

Следовательно, камергеры могли управлять всеми относившимися к королевской Палате расходами, но это не было их исключительным правом: наряду с Матье де Три,[613] Ангерраном де Мариньи[614] и Пьером де Шамбли,[615] как мы видим, в 1313 г. заказы на расходы были произведены королем,[616] великим гофмейстером Мартеном дез Эссаром,[617] духовником[618] и самой обычной прислугой, поваром,[619] привратниками[620] и т. д. Так, можно предположить, что тот, кто имел право распоряжаться в той или иной ситуации, мог, равным образом, управлять расходами, с ней связанными. Из этого следует, что человек, обладающий широчайшими, хотя и неопределенными, полномочиями, мог беспрепятственно получать практически любые суммы: в 1313 г. Мариньи получил наиболее крупные денежные суммы на покрытие расходов, причина которых нам уже знакома: выплата 100 ливров Гоше де Шатильону и 40 ливров Гильому д'Аркуру, 24 мая 1313 г. на встречу английского государя,[621] 26 апреля 24 ливра пенсиона писцу королевской часовни[622] и один флорин на пожертвования короля.[623] Разнообразие видов выплат и сумм подчеркивает разноплановость деятельности Ангеррана. Широта власти, которой он, по нашим наблюдениям, обладал, позволяет предположить, что большая часть сумм на покрытие расходов, включенных в список без указания на распорядителя этой суммой, была получена Мариньи и к тому же что он участвовал в получении денег на турниры, праздники и церемонии торжественного посвящения в рыцари на Троицын день в 1313 г., причем сумма этих расходов превышала тридцать две тысячи парижских ливров.[624]