— В каком смысле?

— Вдруг ничего не случится, если ты разденешься при мне? Вдруг ничего не случится, если нас с тобой на целый день запрут в шкафу? Если я обниму тебя, или если ты поцелуешь меня в щеку. Вдруг вообще ничего не случится? Мы сами загнали себя до необходимости крайних мер, чтобы это проверить. Так давай, разденься и подойди ко мне — посмотрим вместе, что будет дальше. А вдруг ничего? И может, после этого мы перестанем волноваться и начнем спокойно жить, как раньше?

Настя молчала, но с ужасом понимала, о чем он говорит. Они в самом деле вели себя так, будто боялись, что после любого сближения непременно произойдет что-то еще. А Наташка вела себя спокойно, потому что не боялась.

— Настя! Я не могу находиться в этом состоянии — как на минном поле. Или хочешь, я сам подойду к тебе? Вдруг после этого мы просто рассмеемся, но уже не будем бояться друг друга, как проказы?

— Артём, выйди, — Настя выдавила это сдавленно и отвела взгляд.

— Ладно, — он встал, прошел мимо, но остановился возле двери. — И еще одно. Можно, я скажу тебе кое-что? Это прозвучит эгоистично и после того, как это будет сказано вслух, проще уже не станет, но…

— Нет!

Настя понятия не имела, о чем он хотел сказать, но в своем ответе была уверена.

— Хорошо, — он согласился легко. — Это все равно кто-то из нас рано или поздно озвучит. Наверное, лучше поздно. Но ради этого «поздно» нам надо найти способ пореже встречаться.

Она вздрогнула, когда дверь за ним захлопнулась. Но потом, вне его присутствия, начала и думать. Что такого эгоистичного Артём сказал бы? И почему так просто отказался от этой мысли, если уже был готов сказать? Настя, кажется, знала ответ, но затрясла головой, чтобы он не успел сложиться в слова.

На следующий день Артём неожиданно уехал на горнолыжный курорт, а Настя сказала Александру Алексеевичу, что с новой четверти возвращается в школу. Вероника больше не нуждается в ней, как раньше. Теперь Настя может приезжать после обеда на два-три часа — достаточно, чтобы сделать уроки и позаниматься английским. Александр Алексеевич не был доволен, но принял ее решение. Но несколько раз переспросил, не случилось ли что-то неприятное.

Нет, ничего неприятного не случилось. Просто не помешает им с Артёмом встречаться пореже. И всё же, что он хотел сказать? Скоро Настя поняла это как очевидное, не требующее доказательств. Что она нравится ему? Конечно, нравится. Да он весь сжался, когда она коснулась его шеи. Постарался не акцентировать на этом внимание, но в ту самую секунду не смог проконтролировать реакцию. Что он нравится ей? А по какой ещё причине она до такой страшной мути хотела коснуться его кожи губами? Что они оба это понимают? Да, понимают, самообманываться до бесконечности невозможно. И теперь уже не было никакой разницы — сказал он об этом вслух или нет.

Но еще через пару дней ей стало спокойнее. Сеню она любила, а в Артёма… Артём ей нравился. Это настолько разные по значимости эмоции, что даже смешно сравнивать.

*«Так сладок мед, что, наконец, он горек. Избыток вкуса убивает вкус» Цит. по: Шекспир У. «Ромео и Джульетта»

Настя любила придумывать разные теории — по любому вопросу. Есть среди них и такая. Дети руководствуются инстинктами. Они даже манипуляциям учатся, чтобы лучше удовлетворять потребности — в пище, игрушках, ласке, внимании, любви. Эти инстинкты делают их проницательнее — они не отделяют правильное от неправильного, правду от вранья, но зато четко понимают разницу между естественным и неестественным. Поэтому ощущают дискомфорт там, где взрослые с честным видом отыгрывают фальшивые роли. Открытые дети открыто против этого и протестуют. Взрослые это называют беспричинными истериками. Закрытые — закрываются еще сильнее, чтобы найти другой выход. Взрослые находят в этом детские комплексы. И никому из умных взрослых не приходит в голову, что ребенок таким образом справляется с той неестественностью, которую они сами и создают. Но когда отношения с ребенком открытые, когда взрослые и сами избегают фальши, тогда и решения находятся — простые, детские, интуитивные до примитива.

* * *

— Большое видится на расстоянии, Артём.

— Угу. И что ты там заметила, на расстоянии, Насть?

— Что ты мне ни разу не позвонил.

— Я бы и не стал.

— Почему?

— Потому что не смог бы придумать причины, которая прозвучала бы достоверно. А какую причину придумала ты? — Настя не ответила. — Дай угадаю — Вероника спрашивает, когда я вернусь? Или нет! Ей-то я звоню каждый день. Тогда что? Если учесть, что с чего ты начала… А-а! Ну да! Спросить у меня, а мы до сих пор друзья или нет? Угадал?

— Почти. Так что, мы до сих пор друзья?

Он проигнорировал вопрос:

— Ладно, раз уж ты столько сил потратила на то, чтобы придумать причину позвонить мне, то скажи что-нибудь важное.

— Тут без тебя… скучно.

— От слова «скука» или «скучать»?

Настя призналась спокойно и честно:

— Да, я по тебе скучаю. И что тут странного? Разве запрещено скучать по другу? Знаешь, а я успела обо всем подумать. И прошу тебя — нет, требую — чтобы все стало как раньше! У каждого человека должен быть кто-то, кто будет нести ему непроходимую чушь о макушках сосен! У каждого!

— Конечно. И обычно это муж.

— Артём!

— Я понял тебя, Настя. Я тоже обо всем успел подумать. Когда-нибудь я женюсь, и тогда мы будем все равно встречаться семьями, а Сеня и моя… ну, допустим, Зина пальцами у висков будут крутить, недоумевая, что же мы нашли в макушках сосен. Но это будет только в том случае, если мы сейчас всё не испортим. Поэтому… я по тебе тоже немного соскучился.

И она — кажется, впервые за последние две недели — улыбнулась.

А на следующий день он позвонил уже сам:

— Настя, мы не друзья. Возможно, никогда и не были.

— Артём, перестань!

— Черт, Настя, мне лучше не возвращаться.

— Перестань! И возвращайся! Потому что мы друзья.

Это не было самоубеждением, просто им нужно было найти подходящие темы для разговоров. Например, такие:

— Какие планы на старость, Насть?

— Я куплю себе белое платье и буду качаться на качелях. Чтоб мои седые волосы красиво по ветру развевались. Почему смеешься? Ведь ты тоже что-нибудь подобное придумаешь, лишь бы и твои седые волосы красиво развевались! Разве нет?

— Я об этом не думал, но скорее всего. А в остальное время мы будем сидеть с тобой на завалинке и курить трубку. А твой Сеня будет нас метлой оттуда гонять. Я даже не представляю себе, чтобы было по-другому! Зина, моя наидобрейшая старушка, выберется из кучи раскормленных внуков и начнёт успокаивать его: «Да плюнь ты на них, Сенечка, они ж все равно где-нибудь скооперируются!»