— Работа, достойная богов! А теперь доброй ночи тебе, мастер Элоф!

— Я не мастер, — процедил Элоф сквозь стиснутые зубы. В улыбке всадника ему почудилась нескрываемая издевка. Он понял, что с ним играют, и крикнул во всю мочь, перекрывая вой ветра:

— Что ты сделал, проклятый колдун?

Всадник рассмеялся — словно высокий прибой с грохотом разбился о галечный пляж.

— Ничего. Все сделано тобой. Но восток уже светлеет и торопит меня на битву — вот твоя плата, мастер-кузнец!

Рука в бронированной рукавице вынырнула из-под плаща и метнула в сторону Элофа толстый серебряный диск. Он летел медленно, как сквозь воду или масло, но вращался с головокружительной скоростью, приковывавшей его взгляд. Элоф потянулся, затем подпрыгнул. Его пальцы почти сомкнулись на диске, но тут что-то черное промелькнуло перед его глазами и выхватило монету. Он бестолково топтался в грязи под хриплое, насмешливое карканье, звеневшее в его ушах. Два громадных ворона кружили над ним, ссорясь из-за монеты, которую один из них держал в клюве. Потом они описали круг и полетели вслед за всадником, поскакавшим по дороге к дамбе. Взбешенный, со странной звенящей пустотой в голове, Элоф кинулся за ними, выкрикивая бессвязные ругательства навстречу ветру. Исполинский конь не повернул на дамбу, но легко спустился по склону у ее начала и галопом поскакал по болотным пустошам. Элоф, потерявший голову от гнева и издевательского карканья, устремился вдогонку. Странный всадник без малейших усилий мчался по топям, по кочкам, по глубоким промоинам и зарослям камыша. Ветер мощными порывами дул в спину Элофу и, казалось, нес его на своих крыльях. Вскоре он перестал разбирать, действительно ли его ноги касаются земли или бегут по воздуху. Вороны перед ним захлопали крыльями и полетели еще быстрее, но даже они не могли догнать всадника. Призрачный свет блистал на черном шлеме, темно-серый плащ развевался на ветру за его спиной. Потом плащ заполнил собой все небо, погасил свет звезд — и внезапно Элоф обнаружил, что бежит в непроглядной тьме. Он перешел на шаг, потом остановился, тяжело дыша и пошатываясь. Он не имел понятия, как долго он бежал, но почти не испытывал усталости. Скоро наступит рассвет…

Он шагнул вперед, услышал всплеск и выругался, когда ледяная вода заплескалась вокруг его лодыжек. Затем он поднял голову. Непроглядная тьма сменилась тусклым серым оттенком, но то был вечерний свет, а не утренний. Элоф в ужасе огляделся по сторонам. Он увидел привычные топи и клочья тумана, плывущие над жухлой травой, мелких птах, перелетавших от куста к кусту и щебетавших к дождю. Но здесь не было ни одного знакомого ориентира. Он заблудился на болотах и не знал, сколько лиг отделяет его от кузницы и куда нужно идти, чтобы вернуться обратно.

На какой-то момент Элофу показалось, что он снова лежит в жарких объятиях лихорадки и видит очередной фокус, сыгранный болезнью с его рассудком. Затем онемевшая нога напомнила о себе; это был вовсе не сон, хотя с таким же успехом он мог бы и проснуться. Он торопливо вышел из ручейка с ледяной водой и сел на берегу, чтобы вывернуть сапоги и наполнить их болотной травой для просушки. То была прочная обувь, полученная от Катэла в уплату за работу, и Элофу оставалось только радоваться, что он подошел к двери в плаще и сапогах. Он устал и замерз, а пока сидел, понял, что к тому же сильно проголодался. У него не было с собой почти ничего — даже меньше, чем во время скитаний с Роком. Его любимый лук для охоты на птиц и лески с рыболовными крючками остались в кузнице. Встревоженный внезапной мыслью, он ощупал свой пояс. Меча не было на месте, и на мгновение Элоф запаниковал, пока не увидел клинок на берегу немного выше по течению; вероятно, там, где он остановился в первый раз. Подойдя к мечу и наклонившись, он увидел в грязи один-единственный широкий отпечаток подковы, в который еще сочилась вода. Он резко выпрямился и огляделся, но всадника не было нигде — ни на земле, ни на небе. Кровь бросилась ему в голову, в ушах зашумело.

— Ты, проклятый сукин сын! — пробормотал он, крепко сжимая рукоять меча. — Что ты сотворил со мной? Куда ты завел меня? Как…

Элоф замолчал. Ему не хотелось вслух спрашивать о том, как он собирается вернуться домой: ответа могло и не найтись. Сперва нужно было обследовать местность, поискать хоть какие-то признаки, указывавшие на его местонахождение. Может быть, по звездам? Но сегодня пасмурно, не будет ни звезд, ни луны. Где-то за плотным покровом облаков заходило солнце.

Элоф приблизительно прикинул направление и вернулся к своим сапогам, лежавшим на берегу. Они отнюдь не просохли, но выбора не было. Он принялся вынимать пучки травы, напиханные в голенища, и приглушенно выругался, когда обнаружил, что с них сыплется тонкий песок. Песок?

Элоф посмотрел на ручеек и зачерпнул ладонью почву со дна. Мягкое, тяжелое вещество просачивалось у него между пальцами, в ноздри ударил резкий запах морских водорослей. Он обвел взглядом береговые изгибы. Трава здесь была гораздо выше, чем возле кузницы, с более широкими листьями. Между толстыми стеблями росли курчавая мята, репейник, яркая песчаная вербена — все растения, которые он помнил с детства, но ни разу не видел возле дамбы. Он тяжело сглотнул, снова понюхал воздух и прислушался. Запах моря был явственным, гораздо более сильным, чем ставший уже привычным слабый соленый привкус. На краю слуха присутствовал слабый шелестящий звук, не похожий на шум крови в ушах. Где-то недалеко, примерно в том направлении, куда зашло солнце, морской прибой накатывался на галечный пляж. У Элофа неожиданно пересохло в горле. Однажды, когда они беседовали об эквешских набегах на побережье, он спросил Катэла, можно ли считать кузницу безопасным местом в этом отношении.

— А как же! — со смехом ответил торговец. — Болота на самом деле являются речной дельтой, и, приближаясь к морю, они только расширяются. Поэтому дамба была сооружена в самом начале дельты, чтобы не растягивать конструкцию. Ты знаешь, как далеко от твоей кузницы до побережья? Около семидесяти лиг! Ну что, это тебя успокаивает?

Да, тогда слова Катэла успокоили кузнеца. Теперь же от одной мысли его бросало в дрожь. Элоф знал, где находится кузница; он мог дойти туда, ориентируясь по солнцу, строго на восход. Но целых семьдесят лиг — когда пешком по болотам за день можно пройти в лучшем случае две-три лиги! Он сидел в молчании, слушая звук отдаленного прибоя, и его сердце полнилось отчаянием.

Но когда его слух привык к тихому рокоту, он начал различать другие звуки, более высокие, похожие на голоса, которые могли принадлежать птицам, морским котикам… или людям. Он встал и побрел через туман, поднимавшийся и плывущий навстречу, словно призрачное половодье. Присутствие людей означало огонь, еду и компанию, шанс выжить в этом бесприютном месте. Разумеется, их намерения могли оказаться враждебными, но у него был меч.

Прогулка закончилась быстрее, чем он ожидал. Вскоре плоская равнина сменилась травянистыми дюнами, глубоко рассеченными руслами ручьев, подобно тому, как горные реки прорезают ущелья в горах. В одном из таких оврагов Элоф услышал голоса более ясно, чем раньше. Туман сгустился, но когда он осторожно выглянул из-за края дюны, то увидел красноватый отсвет костра, показавшийся ему долгожданным маяком. Какой-то неясный силуэт скрывал само пламя. То была большая темная масса на песке, от которой, плавно изгибаясь, отходила более узкая горловина — судя по виду, нос корабля. Он не напоминал эквешские галеры, однако это не означало, что к нему можно приблизиться без опаски, и Элоф задумчиво взвесил в руке клинок. Мастер-кузнец научил его обращению с мечом и другими боевыми орудиями в достаточной степени, чтобы отличать хорошее оружие от плохого, но он еще никогда не проливал чужой крови и сейчас не стремился к этому. Вокруг не было укрытия. Песок лежал так ровно, что Элоф не получил бы преимущества, даже если бы подполз ближе на животе. Оставалось идти открыто и верить в свою удачу.