— Ваша честь, поскольку мы с женой еще не подписывали бумаг, я беру свои слова обратно. Я не хочу разводиться с Ивон Уэллинг и прошу не только вас, но и мою жену выслушать, что скажет свидетель Дик Дженкинс.

Лицо Дика Дженкинса расплылось в улыбке. Он занял свидетельское место, а Джерри спросил у судьи:

— Я могу задавать вопросы, ваша честь?

— Задавайте.

— Мистер Дженкинс, вы знаете вашу дочь лучше, чем кто-либо другой. Прошу вас, ответьте нам всем на один вопрос: есть ли что-то, что может спасти брак Ивон и Джералда Уэллингов?

Хотя Джерри Уэллинг и ругал тестя за пагубное пристрастие к спиртному, которое потихоньку начало передаваться его дочери, в глубине души он относился к Дику Дженкинсу с симпатией. Кроме этой вредной привычки, доставлявшей немало хлопот и беспокойства домочадцам, не любить Дика Дженкинса и правда было не за что.

Этот забавный человек с широко распахнутыми синими глазами — глаза Ивон унаследовала именно от отца — до сих пор сохранил юношескую наивность и даже беспечность в некоторых вопросах.

Джерри мог сколько угодно ворчать о том, что Дик Дженкинс инфантильный подкаблучник, а тот одинаково успешно справлялся и с ведением домашнего хозяйства, и с починкой электроприборов, и с ремонтом домов, которым, собственно, и зарабатывал на хлеб.

Диана Уэллинг утверждала, что тесть Джерри, мягко говоря, простоват, но было в его простоте что-то такое, что не только притягивало, но и завораживало людей. В отличие от своей жены, которая, как многим казалось, давным-давно уже очерствела, как хлебная корка, забытая нерадивыми хозяевами в хлебнице, Дик Дженкинс сохранил не только свою врожденную мягкость, но и гибкость суждений. Его нельзя было назвать мямлей и тюфяком — хотя в отношениях с женой он, по мнению многих, был слишком уж податлив, — Дик Дженкинс всегда имел свое мнение, но никогда не пытался навязать его окружающим.

От жены его отличало еще и то, что он относился к выбору дочери с уважением, и никто — даже его самые близкие друзья — ни разу не слышал, чтобы Дик скверно отзывался о своем зяте.

Самым большим недостатком Дика Дженкинса была его горячая и неистребимая любовь к бутылке. Частенько пятничный отдых Дика заканчивался только в воскресенье, а деньги, вырученные им за очередной ремонт, уходили на то, чтобы расплатиться с долгами, которые он неоднократно делал в дримтаунских забегаловках.

На свадьбе дочери Дик Дженкинс умудрился нарадоваться до такой степени, что, перепутав жену со свекровью Ивон, полез к последней с далеко не невинными поцелуями. Неловкая ситуация, в которую он попал, была отягощена тем, что свидетельницей этого инцидента стала сама Анжела Дженкинс, и свадьба могла бы превратиться в кровавое побоище, если бы Джерри вовремя не утащил своего вновь обретенного тестя подальше от тещиных глаз.

Анжела Дженкинс редко наведывалась к детям, а вот Дик любил приезжать к Уэллингам и подолгу болтать с дочерью и зятем, потягивая неразбавленный виски. Когда в отношениях между супругами появилась трещина, Дик одним из первых почуял неладное. Он пытался поговорить с Ивон, но та старалась отшучиваться и продолжала твердить, что у них с Джерри все в порядке.

Когда дочь с зятем завели собаку, у Дика появилась тайная надежда, что Ивон все-таки порадует его внуками. Однако очень скоро он понял, что глубоко заблуждался: трещина между мужем и женой все разрасталась и ни о каких детях супруги даже не помышляли.

В тот день, когда Джерри Уэллинг позвонил ему и срывающимся голосом попросил приехать, Дик с самого утра чуял беду. Он примчался к Джерри, прихватив на всякий случай бутылку виски: встречать плохие новости Дик предпочитал во всеоружии.

Оказалось, что Ивон всего-навсего подхватила ветрянку. Дик, конечно, знал, что ветрянка для взрослых болезнь довольно опасная, но раз врачи не стали забирать Ивон в клинику, то это означало только одно: ничего страшного ей не грозило.

Однако на лице Джерри Уэллинга отражалась такая нечеловеческая мука, что Дик даже заподозрил, что врачей на этот раз придется вызывать не дочери, а его не на шутку перепуганному зятю.

Заглянув в комнату к спящей Ивон, чье лицо и руки напоминали ситец в горошек, он недоуменно посмотрел на бледного как мел Джерри и развел руками.

— Да что такого, Джерри? Это всего лишь обычная ветрянка.

— Обычная? — едва не заламывая руки, переспросил его зять. — Вы разве не знаете, что взрослый человек, заболевший ветрянкой, может даже умереть.

— Послушай, Джерри, ты же вызывал врача, — попытался урезонить его тесть. — И врач не схватился за голову не сказал, что Ивон смертельно больна и не увез ее в больницу. Я правильно понял?

Джерри, едва не плача, кивнул.

— Ну так, значит, все в порядке и она скоро поправится.

— Да что бы они понимали, эти врачи! — махнул рукой Джерри, разозленный тем, что не встретил у тестя понимания. — У нее высокая температура, она постоянно спит. И я вообще не знаю, в сознании ли она!

— Джерри, ты что, никогда не болел? — полюбопытствовал Дик. — Это вполне нормально, что больной человек спит. Организм пустил все силы на борьбу с болезнью. Это даже ребенок знает.

— Дик, я чувствую, что это плохо кончится, — покачал головой Джерри. — Мне кажется, Ивон уже не придет в себя. Этот доктор, который приезжал… по-моему, он плохой специалист. Давайте вызовем другого?

— Вызовем? — поинтересовался Дик, которому жена строго-настрого велела вернуться домой к ужину. — Джерри, Анжела съест меня с потрохами, если я не приеду домой, как обещал. Она слушать не захочет, что Ивон больна ветрянкой. У нас в доме, знаешь ли, болеть имеют право только комнатные растения.

— Вы что, хотите сказать, что бросите меня одного? А что, если… — Джерри бросил в сторону Ивон такой выразительный взгляд, что Дик понял: так просто ему отсюда не уехать.

— Джерри, Ивон не умирает. Она просто болеет. Это — обыкновенная ветрянка.

Все было бесполезно. Джерри не отходил от постели Ивон и беспрестанно вглядывался в ее лицо, ища подтверждения своим самым страшным догадкам. Дик, насмотревшись на зятя-паникера, и сам почувствовал тревогу, а потому окончательно уверился в том, что к ужину — а возможно, и к завтраку — жена его не дождется.

Позвонив Анжеле и выслушав, что болезнью дочери муж прикрывает очередной запой, Дик удовлетворенно положил трубку.

— Ну все, Джерри, — улыбнулся он зятю. — Дело сделано. Домой меня не пустят — поселюсь теперь у вас.

— Да хоть на всю жизнь, Дик, — с некоторым облегчением вздохнул Джерри. — Лишь бы только она выздоровела…

Дику удалось уговорить Джерри подождать еще несколько часов, прежде чем вызывать нового специалиста. Однако прошел час, за ним — другой, но Ивон так и не приходила в себя.

Около девяти часов вечера у Ивон начался бред.

Джерри откопал телефон какой-то дорогой клиники и вызвал нового специалиста. Пока доктор добирался до дома Уэллингов, Дик думал, что сойдет с ума. Он боялся не столько за жизнь собственной дочери, сколько за жизнь зятя: тот буквально рвал на себе волосы, сидя на коленях перед кроватью, на которой лежала Ивон.