тридцать лет. Но в этом ничего необычного: кто-то пашет с утра до ночи, ни о чем не думая, а кто-то думает, ничего не делая, круглые сутки: и на пляже, и в баре, и в модном бутике. Ну или делает вид, что думает.

Рэй – главная загадка и главная удача. Любой «ра» случайно или намеренно оказавшийся в Великой пирамиде в нужный момент станет Рэем. Он омолодится, и до следующего цикла, до того самого нужного момента, когда карлик Лена спрячется за громадой могучего Соле, пирамида утихнет. Можно сколько угодно гулять по ее прохладным лабиринтам, можно быть хоть «ра», хоть простым хином, она подчинится только одному – избранному. Случайно избранному, конечно, везунчику. Но это только в первый раз. Сколько длились Темные века – неведомо. Но одно определенно: минули сотни циклов, прежде чем первый «ра», тогда еще воистину случайно попал в пирамиду в нужный момент. Он и был тем самым счастливчиком – избранным не чьей-либо волей, а самим случаем, самой Вселенной. Больше таких случайностей люди не допускали.

Мама Кира по неведомой ему самому причине отлично знала историю давних лет. Не прикрашенную, не ту, что преподавали в младших школах, а ту, что хранилась на глиняных табличках в маленьком монастыре далекого южного острова, что носил то же имя, что и обитавший там светлокожий и светлоглазый народ, – Пале. Кир там родился, но ему бы и в голову не пришло променять кипучую, манящую молодую жизнь на копание в древних, отзывавшихся костяным стуком черепках. Да никто его и не пытался этим соблазнить. Мама, напротив, делала все возможное, только бы старший сын вырос подальше от этих полузабытых опасных историй. Она никогда не рассказывала ему подробностей, но смогла отлично передать свою опаску и даже некоторое отвращение ко всему, что было связано с верховной властью, с Рэем.

В совершеннолетие он, как и все, прошел обязательную процедуру проверки пирамиды, предсказуемо отозвавшейся на его кровь. И немудрено: что его мама, что покойный отец, что все известные ему дедушки и бабушки – все были «ра». Для острова это было не в диковину, в отличие от большинства других баронств, окружавших каждое собственную пирамиду, народ Пале всегда отличался повышенным количеством носителей тех самых генов или что там было нужно неведомым строителям каменных артефактов, которые могли взаимодействовать с пирамидами. Пожалуй, останься Кир на острове, и мамины страхи остались бы женским капризом – естественным беспокойством о судьбе своего ребенка. Но мама хотела другого, она хотела не скудного прозябания, а большой жизни, если не для себя, так хотя бы для сына. Она хотела, чтобы он жил и работал там, где дороги бороздили пыхтящие мобили, где по рекам толкались вереницы судов, где люди процветали, строя огромные города, мосты и гигантские фабрики. И вся эта манящая и кипящая цивилизация вертелась вокруг Великой пирамиды на далеком севере.

Кир теперь многое мог бы рассказать маме о реалиях местной жизни, но в целом она была права, только здесь был спрос на людей, совершенно никчемных в далекой провинции: на артистов, художников, математиков, биологов и прочих бесполезных в ежедневной борьбе за выживание профессиях. А главный парадокс состоял в том, что именно эта жизнь сейчас вела его к тому, чего мама больше всего и боялась: ее сын ехал в Великую пирамиду и не просто как праздный турист, а по работе – работе, прямо связанной с ее тайной, и, как он подозревал, много хуже – политикой.

Знакомый серый мобиль Ван Геори катил по каменным мостовым города, мягко качаясь на старомодных рессорах. Водительская кабина была предусмотрительно отделена от пассажирского салона, и Ван Геори вдоволь насладился, выспрашивая Кира о жизни на острове и о маминых страхах. В конце концов парню надоел этот своеобразный допрос, и он решил изменить одностороннее направление беседы:

– Господин Ван Геори, а вы ведь уже видели, как избирают Рэя?

– Нет. Не видел. Хотя пережил две таких процедуры.

Брови Кира взлетели в изумлении: Ван Геори вовсе не выглядел настолько старым. Тот это заметил, криво улыбнулся:

– Ну, в первый раз я, положим, еще был совсем молодым, – он всмотрелся в собеседника. – Немного моложе тебя. И вся эта хрень меня тогда мало волновала. Да и во второй раз, честно говоря, были совсем другие интересы, – он проводил глазами обгонявший их мобиль и добавил. – Да и какая разница? Посещал ли ты избрание или нет, Рэй, слава пирамидам, остается тот же. Так чего время тратить?

– Но ведь рано или поздно его придется менять? – осторожно спросил Кир.

– Лучше бы ни при нас. А так – да. Наш уже слабо держится, еще два-три цикла – и пошлет всех далеко. Но, я надеюсь, это будет не при тебе. И уж не при мне точно.

– А почему он, как вы сказали, слабо держится? Пирамида же омолаживает Рэя. Он так вечность может править.

– Никого она не омолаживает, как ты выразился. Она пока непонятным образом, хотя у коллег есть наметки как, восстанавливает нарушенные генетические последовательности клеток, и все!

– Не понял, – Кир недоумевал. – Как же Рэй тогда живет столько?

– Как тебе сказать, Кир? Тебе бы кое с кем другим пообщаться, – Ван Геори помолчал, потом махнул рукой – забудь – и продолжил: – Просто после такой процедуры организм сам, без помощи пирамиды, удаляет все, назовем их так, несистемные клетки и прочий мусор. Человек как бы выздоравливает, а не омолаживается. Если он сломал руку, например, то Пирамида ее не срастит заново. У нашего Рэя, например, куча старых шрамов, и неправильно сросшиеся кости – следы давних травм. Так вот они никуда не пропадают после цикла, хотя молочные зубы вместо пары утерянных в предпоследнем цикле появлялись. Зубов он, правда, лишился прямо накануне избрания. А вот другой, утерянный хрен знает когда, так и не восстановился.

Кир задумался, в школе всегда говорили, что Рэй выходит из Великой пирамиды как заново родившийся. Ему еще тогда казалось это чушью, как же он помнит все, если только что заново родился?

– То есть Рэй всего лишь возвращает здоровье?

– Ну, можно сказать, да.

– Но тогда он должен был уже умереть от старости! Шесть циклов!

– Строго говоря, он и стареет. Просто этот процесс у нас с тобой складывается из многих параллельных. Представь мобиль: есть естественный износ, есть моральное старение, есть последствия разнообразных аварий, неправильной эксплуатации, поломок, есть деградация, прямо заложенная производителем. Так вот, у него, строго говоря, естественный износ полностью устранен, но внешние факторы никуда не