Затем регулярно поступали требования от казначея колледжа оплатить «Battels» — так в Оксфорде именовали суммы на общественные расходы, включая еду и питье. Своему дневнику Льюис поверяет, что миссис Мур была не очень-то довольна, когда обнаружилось, что его заработок будет существенно меньше того, на который он рассчитывал. После не слишком приятного разговора с Джеймсом Томпсоном, казначеем колледжа, Льюис выяснил, что все эти вычеты оставляют ему примерно 360 фунтов в год[267], и это не учитывая подоходного налога.

Льюис бросил вести дневник после длинной записи 5 сентября 1925 года и не возвращался к нему до 27 апреля 1926 года. Понять причины нетрудно: Льюис осваивался в новой жизни, знакомился с новыми коллегами и институциями, чьи принципы необходимо было понять. Он готовился к лекциям и индивидуальным занятиям. Тьюторство по философии казалось ему простым и неинтересным. Гарри Уэлдон, который вел курс философии в Магдален-колледже, передавал Льюису наименее способных и любознательных студентов, оставляя лучших себе. Но главной нагрузкой Льюиса были лекции и семинары по английской литературе, а также он обучал методам разбора текстов студентов, готовившихся к научной деятельности. Студентов, выбравших курс английской литературы как основной предмет и потому нуждавшихся в тьюторе, в ту пору в Магдален-колледже было немного, однако от Льюиса требовали подготовить новый курс лекций по английской литературе для студентов разных колледжей, что ему показалось делом довольно трудным.

Льюис занимался с младшекурсниками Магдален-колледжа (а по договоренности и других колледжей). Этот метод преподавания, характерный для обоих «пра-университетов» Англии, то есть Оксфорда и Кембриджа, заключался в том, что студент один на один читал наставнику свое эссе, а затем они вместе его разбирали. Льюис быстро приобрел репутацию жесткого и требовательного тьютора, правда, со временем он смягчился. Золотым веком Льюиса в Оксфорде обычно считаются тридцатые годы: к тому времени он усовершенствовался и как лектор, и как тьютор[268].

Но первые годы преподавания полны жалоб на лень и недостаточную глубину мысли студентов, среди которых был и Джон Бетджемен (1906–1984). Многие молодые люди, по-видимому, считали Оксфорд продолжением бездельных и беспорядочных школьных дней — да еще и выпивки вволю. Не случайно Вудхауз (1881–1975) поместил своего очень симпатичного (но столь же ленивого и туповатого) Берти Вустера (его перу принадлежала статья «Что носят хорошо одетые джентльмены» в «Будуаре леди») именно в Магдален-колледж в годы, предшествовавшие появлению там Льюиса.

Смерть матери в 1908 году оказалась для Льюиса переломным моментом в жизни. Он обожал мать, якорь и прочное основание своего детства. Как мы видели, отца он в итоге стал презирать и обманывать. 26 июля 1929 года врачей обеспокоил рентгеновский снимок Альберта Льюиса, и пациент занес в свою записную книжку: «Результаты довольно тревожные»[269]. В начале сентября 1929 года Альберт Льюис лег в белфастскую больницу на улице Аппер Кресент, дом 7. Диагностическая операция обнаружила опухоль, однако, по мнению врачей, рак не достиг еще такой стадии, чтобы внушать серьезные опасения.

Льюис приехал в Белфаст к отцу 11 августа. Ему там показалось скучно и муторно. Близкому другу, Оуэну Барфилду, он с пугающей откровенностью признавался в дурных чувствах по отношению к отцу: «Я присутствую у одра почти безболезненного недуга человека, к которому не питаю любви и в чьем обществе уже много лет ощущаю лишь неудобство и никакого удовольствия»[270]. Но хотя он и не питал привязанности к отцу, смотреть, как ухудшается его состояние, было невыносимо. Каково же, спрашивал он себя, было бы присутствовать у смертного ложа того, кого по-настоящему любишь?

Льюис счел состояние отца достаточно стабильным, чтобы сам он мог 21 сентября вернуться в Оксфорд[271]. Он не испытывал желания оставаться с отцом и смысла в этом вроде бы тоже не было. В Оксфорде ждала работа, подготовка к новому учебному году. Это вполне понятное решение оказалось ошибочным. Два дня спустя Альберт Льюис потерял сознание и вскоре скончался от кровоизлияния в мозг; вероятно, причиной были осложнения после операции, а не сама болезнь. Льюис, получив известие, что отцу стало хуже, поспешил обратно из Оксфорда в Белфаст, но не поспел вовремя. Альберт Льюис умер в среду 25 сентября 1929 года, один в больнице, оба его сына отсутствовали[272].

Две главные городские газеты — The Belfast Telegraph и Belfast Newsletter — опубликовали длинные некрологи, восхваляя выдающуюся профессиональную репутацию усопшего и его глубокую любовь к литературе. Нетрудно понять, почему у смертного одра Альберта Льюиса не оказалось Уорни: он служил в полку, расквартированном далеко от Белфаста, в Шанхае, и никак не мог так быстро вернуться с Востока домой.

Что касается младшего сына, одни считали, что, хотя его отношения с отцом и были отчужденными, сыновий долг он исполнил, другие же полагали, что этот сын подвел почтенного солиситора, увенчав прискорбное решение покинуть Ирландию еще и отсутствием в последние дни, когда отец умирал.

Шесть долгих лет Альберт Льюис содержал младшего сына в университете, и кое-кто из белфастцев поговаривал, что отец заслуживал лучшей награды от сына за такую заботу. Каноник Джон Барри (1915–2006), бывший викарий церкви Св. Марка в Данделе, где 27 сентября 1929 года проходила заупокойная служба, припоминает, как в определенных кругах Белфаста в следующие годы «пробегал холодок» при упоминании имени К. С. Льюиса — очевидно, ему еще долго не прощали такой небрежности по отношению к отцу[273]. У белфастцев хорошая память.

Несомненно, Льюис до конца собственной жизни мучился и болью, и виной, думая о смерти отца. Множество строк в его письмах свидетельствуют об этом, особенно трагический зачин одного письма в марте 1954 года: «Я отвратительно обращался с отцом и во всю свою жизнь не знаю греха, равного этому»[274]. Одни биографы соглашаются с такой самокритикой, другие считают ее преувеличенной.