Зазвенело стекло.

Он выстрелил еще раз.

— Ты бы хоть попытался кого-то достать, — укоризненно прошептала она из укрытия.

— Сама достань, раз такая ловкая! — огрызнулся Коллинз.

— И достану. Давай пистолет!

Долина Луары

Элиза целиком ушла в думы о свалившихся как снег на голову проблемах. Торвальдсен уехал в Париж. Разговор они продолжат завтра.

Не помешал бы мудрый совет…

В камине эпохи Возрождения весело плясали языки пламени, подсвечивая девиз, вырезанный кем-то из предков на каминной доске: «ЗАмок не вечен, но вечно мое имя».

Элиза сидела в мягком кресле слева от витрины с четырьмя папирусами. Тишину салона нарушал только треск горящих поленьев. На вечер обещали снегопад. Прекраснейшее время года зима! Особенно в деревне, где все, что тебе дорого, рядом.

Осталось всего два дня…

Эшби сейчас в Англии. Готовится. Несколько месяцев назад, полагаясь на его компетентность, она дала ему ряд заданий. Неужели он не оправдал доверия? А ведь от его действий зависит успех затеи.

На вопросы Торвальдсена Элиза не ответила — вывернулась. И прочитать папирусы не дала. Не заслужил он такой чести. Впрочем, как и члены клуба. Эти тексты были священны для семьи. Раздобыл их Поццо ди Борго через подручных — те выкрали документы из личных вещей Наполеона, подготовленных к отправке на остров Святой Елены. Опальный император, заметив пропажу, официально заявил протест, но вину за все промахи и недостачи возложили на тюремщиков-англичан.

В общем-то, его жалобы никого не интересовали.

К тому времени Наполеон утратил силу. Европейские монархи мечтали, чтобы некогда могущественный император как можно скорее умер. Естественной смертью. Казнь или убийство добавили бы ему ореол мученика, а вот заточение на отдаленном острове в Атлантическом океане — самое то.

Их ожидания оправдались. Всего за пять лет Наполеон угас.

Элиза подошла к надежно защищенным витриной древним посланиям. Перевели их давным-давно. Она помнила наизусть каждое слово. Поццо ди Борго сразу догадался о скрытом в текстах потенциале. Увы! После свержения Наполеона Францию лихорадило: монархии уже не доверяли, для демократии еще не настало время.

Пользы от папирусов тогда было немного.

Авторство текстов действительно установить не удалось. Она лишь знала, что написанное — правда.

Элиза выдвинула расположенный под витриной ящик, где хранились переводы с коптского на французский. Через два дня к тайному знанию приобщатся и члены Парижского клуба. Она перебирала распечатанные страницы. Сколько здесь мудрости! Сколько удивительной простоты! Можно перечитывать без устали.

Война — мать прогресса. Свободомыслие и новаторство — лишь два из многих ее детищ. Война — движущая сила общества, надежный рычаг, обеспечивающий стабильность. Угроза войны — прочнейший фундамент власти: чем серьезнее угроза, тем он крепче. Пообещай народу защиту от врага, и он охотно тебе подчинится. Если угроза войны исчезнет или обещание защитить звучит неубедительно, власти конец. Война — это безграничная преданность народа. Без войны власть нежизнеспособна: она существует до тех пор, пока правитель способен развязать войну. Агрессия общества — это позитивная сила, которая обеспечивает верность народа, и лучший способ борьбы с инакомыслием. Война направляет агрессию общества в одно русло. Однако вечная война, как и длительный мир, невыгодна. Самое лучшее — только угроза войны, создающая осязаемую, гнетущую атмосферу тревоги, без которой власти долго не продержаться. Подготовка общества к войне обеспечивает длительную стабильность.

Поразительно, что античный ум посещали настолько современные мысли!

Для сохранения власти необходима ужасная опасность, надвигающаяся извне, правдоподобная и достаточно серьезная, чтобы посеять во всех прослойках общества абсолютный страх. Без такого страха власть рухнет. Переводя общество в состояние мира, для отвода агрессии нужно заполнить образовавшуюся социологическую и политическую пустоту суррогатами войны. Они должны быть реальны и неодолимы — иначе переход не удастся.

Элиза положила перевод на стекло.

В эпоху Поццо ди Борго, в середине XIX века подходящих заменителей войны не было — война господствовала повсюду. Сначала региональные конфликты. Потом два раза полыхнуло по всему миру.

Теперь ситуация изменилась. Суррогатов — на любой вкус. Даже слишком много. Тот ли она выбрала?

Кто бы знал!

Элиза вернулась в кресло. Еще один вопрос не давал ей покоя…

Она почтительно раскрыла заветную книжечку, которую достала из сумки сразу после ухода Торвальдсена. Несколько раз глубоко вдохнув, выбрала вопрос: «Предатель или верный союзник мой друг, на которого я так полагаюсь?» — и громко зачитала его полыхающему в камине огню. Только слова «мой друг» заменила словом «Торвальдсен».

Сосредоточившись, с закрытыми глазами она начертила пять рядов палочек, затем пересчитала их и составила комбинацию точек.

Узор отправил ее на страницу «Н». «Друг, словно щит, прикроет тебя от опасности».

Элиза устало сомкнула веки.

Она так доверяла Грэму Эшби, посвятила его в свою тайну… Что она о нем, собственно, знала? Что он аристократ и профессиональный кладоискатель. И тем не менее Ларок передала ему уникальную информацию — ключ к потерянным сокровищам Наполеона. Зацепки, которые, начиная с Поццо ди Борго, переходили в ее семье по наследству, от родителей к детям.

Проведя последние двадцать лет жизни в бесплодной погоне за кладом, Поццо ди Борго в конце концов сошел с ума. Потомкам достались его записи — те самые, что теперь в руках у Грэма Эшби.

Безрассудство?

Элиза вспомнила ответ на вопрос о Торвальдсене.

«Друг, словно щит, прикроет тебя от опасности».

Возможно, не такое уж безрассудство…

Париж

Наверху прогремели выстрелы — не то пять, не то шесть. Зазвенело посыпавшееся стекло.

Малоун быстрым шагом шел через залы, не обращая внимания на экспонаты, отражающие тысячелетнюю историю Франции: изысканные предметы искусства, цветные алтарные картины, замысловатые металлические изделия, гобелены… Выход из третьего зала вел в коридор длиной примерно в двадцать футов, с паркетным полом и кессонным потолком. В правой стене светились две витрины с письменными принадлежностями и медными инструментами, а между ними открывался проход в следующий зал. По левую сторону располагалась арка и балюстрада — отсюда женщина и звала на помощь.