прихожую: вышла на лестницу и разговаривала там. Недолго разговаривала, минут десять. Я пыталась подслушать – это был тот же самый шестой класс, и я активно осваивала окружающий мир! – но они говорили слишком тихо. Ну ладно, это неважно. Во всяком случае, существование отца мною было зафиксировано. А дед? Надо ещё раз пересмотреть документы, оставшиеся от бабушки…

На звонок Олег ответил не сразу, и говорил нетерпеливо и отрывисто, понятно было, что он занят. Я представилась.

– А! от Стаса? Вы там что-то должны были привезти, так?

– И привезла. Флешку.

– Отлично. Я сейчас не могу сказать точно, когда освобожусь, но это будет сильно позже. Часов в восемь-девять вечера, нормально?

– Вполне.

– Тогда наберу.

И он отключился, не прощаясь.

Ладно, простим его: когда мне звонили во время перемены, я тоже не особо растягивала разговоры.

Тогда… Взглянула на часы: половина четвёртого. Ну да, в дороге прошёл почти целый день, а что делать? Но в банк вполне успеваю.

Тетрадь я из ячейки вытащила, но отказываться от этой услуги не стала: мало ли, что мне ещё понадобится убрать подальше от чужих глаз? А теперь домой, и начнём чтение.

Самая ранняя из доставшихся мне тетрадей начиналась с января семьдесят восьмого года. Я прикинула – отцу вот-вот исполнится восемнадцать, маме ещё только десять лет, и до их знакомства почти целая вечность. Прадед ещё жив, и не станет его только через шестнадцать лет, в девяносто четвёртом. А больше я ничего и не знаю: ни где работала тогда бабушка, ни была ли она замужем. Была ли она вообще замужем? Ладно, надо будет сегодня-завтра посмотреть оставшиеся от неё документы, а пока – читать.

Первый сюрприз поджидал меня на четвёртой странице.

Вообще текст был плотный – и оттого, что почерк у бабушки тогда был убористый и ровный, и от его насыщенности. Я была права: она не писала о всякой повседневной ерунде, вроде разговоров с коллегами или несданного отцом экзамена в первую сессию. Зато я узнала, что отец поступил сразу после школы в МГУ, на исторический, и после первой же сессии вылетел оттуда за несданную физкультуру.

Физкультуру, а? Каково?

Ещё прояснилось, наконец, с квартирой: жили они тогда, в начале восьмидесятых, чёрт-те где, в Выхино, и была у бабушки на двоих с сыном двухкомнатная квартира в пятиэтажке. Негусто, прямо скажем. И как же эти сказочные хоромы превратились в наши апартаменты почти в самом центре города? И получается, что история о том, что Михаила Николаевича Каменцева бабушка знала практически с пелёнок – тоже неправда? А где же тогда правда?

Только здесь, в дневнике. Потому что он писался для себя, а себе врать чаще всего смысла не имеет.

Ну так вот, а на четвёртой странице было написано: «Сегодня приходил человек с домрой. Я отдала пятую часть». И слово «домра» вот так и было подчёркнуто…

Отложив тетрадь, я задумалась.

Понятно, что ничего не понятно. Нет, неправда: домра отлично рифмуется с той самой балалайкой, которая лежала в банковской ячейке и дожидалась меня. Но вот пятая часть – часть чего? В принципе, чего угодно, от пирога с яблоками до кучи денег. Но какое отношение это имеет к Александре Михайловне Голубевой, врачу-кардиологу, моей бабушке? Пирогов она отродясь не пекла, для этого, как и для готовки вообще, три раза в неделю приходила домработница: варила обед и ужин, убирала квартиру, если нужно было, гладила бельё. А куча денег… красивая картинка к какому-нибудь роману вроде «Острова сокровищ», но уж точно не из нашей жизни. У бабушки даже драгоценностей особых не было, только серьги и кольцо с сапфиром, да нитка жемчуга. И то, и другое она носила не снимая, и по завещанию оставила маме.

Тут мои размышления прервал телефонный звонок.

– Тата, это Олег. Я освободился раньше, так что можем встретиться прямо сейчас.

– Отлично. А вы где территориально?

– На Петровке.

Секунду подумав, я махнула рукой.

– Слушайте, наверное, проще всего будет, если вы заедете ко мне. Улица Фадеева, знаете?

Он хмыкнул.

– А то! Диктуйте адрес. Ну на Садовом пробка, конечно, но думаю, за полчаса я доберусь.

Заглянув в холодильник, я скептически покачала головой: кормить голодного мужика после работы тут явно нечем. Оставленные мамой бульон и котлету я съела по приезде, а больше ничего и нет, йогурт какой-то. Ладно, от яичницы ещё никто не отказывался…

Закрыла дверцу и рассмеялась: кажется, у меня вошло в привычку кормить по вечерам захожих полицейских. Вот брошу музыкальную школу, открою столовую и назову её «Под весами Фемиды»! Вот интересно, мама придёт одна или с кавалером? И что говорить про Олега? А, ладно! Чтобы я да не подобрала подходящие слова?

Мама не появилась ни в восемь, ни в девять. Позвонила в половине десятого и сказала, что не придёт вообще, чтобы я не беспокоилась, и мы увидимся завтра вечером. Пожелав ей спокойной ночи, я отложила телефон и растянулась на диване в гостиной, перебирая в памяти разговор с гостем.

Содержимое флешки он сразу же посмотрел на моём ноутбуке, потом прочёл дополнения по вскрытию Горгадзе, и высоко поднял брови.

– Ого! Это кто ж там у вас в Бежицах такой знающий?

– Помимо Стаса? – усмехнулась я.

– Именно. Помимо нашего общего друга.

– Александр Георгиевич Глухих, патологоанатом на пенсии.

– Серьёзный спец. Значит, Стас хочет, чтобы я пошарил насчёт татуировок… А орудие убийства женщины обнаружили?

– Если там не указано, – я кивнула в сторону компьютера, – значит, нет.

Олег нахмурился.

– Знать бы ещё, что искать, – пробормотал он. – Длинное узкое обоюдоострое лезвие, хочется сказать, что это был кинжал или что-то вроде…

– Стилет, – предложила я.

Он кивнул.

– Ну да. Стилет. Несовременно, но вполне действенно.

– Проблема только в том, что она не опасалась своего убийцы. Удар-то нанесли в спину…

– Тихо подкрался.

– Снег скрипел. Выпал свежий снег и подморозило, невозможно было пройти по тропинке беззвучно, понимаете.

– Понимаю… Кстати, а что наш общий друг, – он снова подчеркнул это выражение, – что он пишет насчёт следов на дорожке? – развернувшись к ноутбуку, он стал искать это место в протоколе. – Хм, занятно…

– Что пишет? Я не прочла или не обратила внимание на это место.

– Возможно, наш неизвестный шёл за женщиной след в след, потому что остались только слабые отпечатки её «угги». Ну да, если подморозило, то рисунок подошвы никак не разглядишь, – пробормотал он себе под нос, разглядывая фотографии. – Но тогда получается, что нога у убийцы маленькая, а? Размер у убитой женщины