Миновав залы, посвященные искусству Джулии Маргарет Камерон, и прежде чем нырнуть из прохлады музея на раскаленные, как сковородка, городские улицы, посетители попадают в большой зал, в котором выставлены мои работы.

Они объединены общим названием “Идеальная женщина” и повествуют о пяти днях, проведенных мною с Джорджией в номере “Гритти”. По большей части это ее портреты, хотя есть также несколько моих и пара-тройка натюрмортов.

Когда мы с Джорджией увидели друг друга на ночной вечеринке на Лидо, мы не бросились сразу целоваться. Как в сказке, которую ей рассказывала тетя Зельда, лишь ранним утром, когда над ступенями собора Санта-Мария-делла-Салюте занялась заря, наши губы сомкнулись, и в тот же миг Венеция показалась мне самым прекрасным городом на Земле.

Для начала Джорджия сообщила мне свои правила: мы будем любить друг друга так, словно намерены быть вместе до последнего вздоха, но через пять дней расстанемся. Джорджия сразу задала рамки нашей любви: географические (ее номер в отеле “Гритти”) и временные (назначила срок, когда она исчезнет из моей жизни). Она не захотела объяснять мне почему, но я поняла, что у нее есть и другая жизнь, возможно, есть дети, жена или муж, и для меня в этой жизни места нет.

Я согласилась, но взамен потребовала, чтобы и она выполнила мое правило и на то время, которое мы проведем вместе, стала моей моделью. Я фотографировала Джорджию в разные часы дня и ночи, в ванной и в нашей постели, обнаженной и одетой, со спины, издалека и крупным планом, с искусственным светом, в насыщенных цветах или накрытой простыней в полумраке нашей комнаты с зашторенными окнами.

Мне хотелось показать всему миру, какой я вижу Джорджию. Мне удалось остановить мгновение невероятной любви и запечатлеть на бумаге наши лица, помятые, как постель после бурной ночи.

Я вся превратилась в сверхчувствительную поверхность. Для меня больше не существовало прошлого, истории, друзей, семьи, срочных дел, правил, законов, случайностей, глубин – осталась лишь поверхность моей кожи, восприимчивой к свету, излучаемому Джорджией. Я купалась в нашей любви как в солнечных лучах.

Наша комната с серовато-голубыми стенами и постоянно задернутыми занавесками на эти дни превратилась в камеру-обскуру, ставшую приютом мимолетной любви. Весь мир сжался до размеров нашей постели. Я записала в своем дневнике впечатления от этих сладостных дней, на протяжении которых мы курили, разговаривали, дремали и ели, чтобы восстановить силы. Делая в дневнике записи, я заметила, что писать и фотографировать – это не просто разные, а прямо противоположные вещи; когда ты пишешь, ты освещаешь темную комнату лучом света, а когда фотографируешь, с головой погружаешься в тотальную тьму мира, оставляя освещенной лишь крохотную его часть, которую и переносишь на фотобумагу.

Я пережила несколько часов великой любви, которых хватило бы, чтобы заполнить всю дальнейшую жизнь. Мы могли бы пожениться, родить и вырастить детей и состариться вместе. Но Джорджия подарила мне всего несколько дней в Венеции. Она знала, что это лучшее, что могло с нами произойти.

Сегодня эти фотографии служат доказательством того, что исходящий от ее тела свет действует на окружающие предметы точно так же, как на фотобумагу, проявляя красоту любви и вызывая благодарную нежность к миру. Кроме того, они показывают мне, что с каждым днем я все больше отдаляюсь от тогдашних событий. Дистанция между нами увеличивается, мы живем разной жизнью, занимаемся разными делами. Но эти фотографии помогают мне, потому что я каждый день могу по десять, сто или тысяче раз смотреть на то, что случилось один-единственный раз и длилось краткий миг. Мне еще предстоит примириться с пропастью между тридцатью годами моей жизни, на протяжении которых я даже не знала о ее существовании, и теми тридцатью годами, которые проживу без нее. К счастью, время приглушает тоску, хотя полностью от нее не излечивает. Но между первым и вторым были эти несколько дней, на память о которых у меня остались эти фотографии.

Вернисаж прошел приятно и весело. Народу было много. Разумеется, мои родители, быстренько пробежавшись по залу, направились к столу с угощением.

– Под таким названием, – сказали они, – ты могла бы выставить фотографию какой-нибудь красивой девушки…

– И то правда. Смотреть было бы приятнее.

Благодарю за помощь и советы Улисса Королицки, Жерара Рамбера, Оливье Нора, Поля-Анри Бизона, Присциллу д’Оржеваль, Лисбет Прэ и Стефана Манеля за помощь и советы.

Отдельное спасибо – Мартине Саада.