Потом это только в кино с героями всё зашибись после таких ранений в плечо. А в жизни если человека сразу не определить в очень хорошую больницу, где есть не только хирургический корпус, но и отделение микрохирургии, то рука обычно подлежит ампутации. Если не сразу, то через несколько дней точно, когда в ней ниже травмы начнутся необратимые процессы вследствие отсутствия нормального кровотока.

Всё это промелькнуло у меня в голове, пока я несся к Японцу под свист пуль, на бегу забросив за спину автомат и доставая из нарукавного кармана жгут, который опытный боец запасает первым делом вместе с аптечкой и лишь потом начинает заниматься оружием и остальным снаряжением.

Я понимал, что сейчас реально работает по врагу только автомат Хащща. Но и Японца я не мог оставить истекать кровью. Поэтому сделал выбор. Конечно, неразумный в данной ситуации с точки зрения тактики боя – но, с другой стороны, воевать против роты штурмовиков изначально было не слишком здравой идеей.

– Прикрывай! – заорал я Хащщу, падая на брюхо возле Виктора. Перетянуть раненую руку можно и в столь неудобном положении, а так всё меньше вероятности, что меня самого заденет. Тогда и первую помощь оказывать будет некому.

– Какой нах «прикрывай»? – рявкнул в ответ мутант. – Они с двух сторон обходят, а те уроды сейчас из гранатометов снова шарахнут!

Я и без Хащща знал, что нам кранты. Но всё равно мотал жгут руками, скользкими от крови Виктора, которая толчками била из рваной дыры в рукаве. Настоящий сталкер всегда обязан бороться до конца и за свою жизнь, и за жизнь товарища, которая порой важнее своей бывает. Иначе какой он на хрен сталкер?

А потом снова долбанули гранатометы. Почти одновременно, двойным характерным хлопком, который ни с чем не спутаешь.

Они не могли промахнуться. Мы были прижаты огнем к бетону, и по вспышкам выстрелов Хащща гранатометчики теперь точно знали, куда стрелять.

Они и не промахнулись…

Яркая вспышка резанула по глазам, всё тело пронзила острая, нестерпимая боль. И сразу же следом я почувствовал, как этот мир, эта реальность стремительно отдаляется от меня, будто мое тело вырвали из нее – и выбросили в пустоту, как чужеродный элемент, причиняющий лишь беспокойство и потому совершенно не нужный…

* * *

Удар был болезненным. Не таким страшным, конечно, как тот, что я пережил мгновение назад, но довольно чувствительным. Я рухнул спиной на что-то твердое и рефлекторно выругался:

– Ну твою ж мать!

Вырвалось. Блин, ну сколько ж можно меня бить? При жизни то ножом пырнут, то укусят, то подстрелят, то в рожу дадут или по хребту дубиной приложат. И после смерти – то же самое. А еще говорят, мол, вечный покой там ждет, на том свете отдохнешь. Как же, ага. Судя по тому, как я только что горбом приложился, покоем тут и не пахло.

Зато пахло прелой листвой и удушливо-сладкой цветочной вонью. Именно не ароматом, а приторным вонизмом тянуло, как от гниющего трупа. Но миазмы от мертвечины другие. Скорее, это всё-таки от какого-то растения столь омерзительно тащит.

И сам воздух был влажным, будто в нем обильно распылили подогретую воду и она так и осталась висеть над землей – сырой, как только что постиранные и плохо отжатые портянки.

Эту сырость я ладонями ощутил. Наша земля такой даже после дождя не бывает. Скорее до жидкой грязи размокнет, чем будет такой вот, донельзя неприятной на ощупь.

Мозг, получивший свою очередную дозу трендюлей, новую реальность воспринимал по частям. И даже выдал инфу, заложенную на подкорке: может, ты реально на тот свет попал и вся эта сладко-вонюче-влажная хрень есть обязательный атрибут загробного мира? Что ж, если это действительно так, то в ближайшее время я с высокой вероятностью услышу нежное пение бестелесных крылатых существ, прилетевших поприветствовать мою душу, вознесшуюся в лучший мир…

– И нах я вообще родился? – взвыл рядом со мной знакомый голос. – Где я, ёхерный бабай? Куда меня опять хрен занес?

М-да. На приветственное пение воздушных крылатых созданий это точно было не похоже. А вот на мат Хащща – вполне. Я уже успел понять, что мутант не стесняется в выражениях, когда ему что-то не нравится. И здесь ему точно было не радостно.

Как и мне, кстати.

Впрочем, я уже понял, что не умер. И вспышку, поглотившую меня, породил не гранатометный выстрел, а Монумент, как раз вовремя полыхнувший, словно взорвавшееся солнце. И перенесший нас… куда?

Это предстояло выяснить. Как и то, куда делся Японец.

Я со стоном приподнялся. Твою ж дивизию! Оказывается, я верхней частью спины упал на корень, торчащий из земли, а нижней – на собственный автомат. И рюкзак не спас. Вон он валяется, в двух шагах от меня, сорвало с плеч, пока перемещался в пространстве, а может, и во времени. Но хоть и ноет спина зверски, вроде при движениях боль не усиливается. Значит, ничего не сломано, и на том спасибо.

Левее от моего рюкзака сидел на земле Хащщ, тряся головой, будто с серьезного будуна. Оттого щупальца его мотались туда-сюда, словно борода у мужика, изрядно перебравшего вчера.

А под развесистым кустом лежал Виктор Савельев. Бледный как смерть. Не выдержал переброски из зала Монумента в этот душный, влажный лес?

Превозмогая боль в качественно отбитом теле, я поднялся на ноги, взял автомат на изготовку и осмотрелся.

Лес вокруг был явно не украинский. Я не особо силен в ботанике, но точно знаю, что нигде в Зоне не растут магнолии с бамбуком, и лианы по здоровенным деревьям, отдаленно похожим на сосны, тоже не вьются. То есть не природная аномалия это, а, судя по растительности, не что иное, как субтропики. Далековато определил нас Монумент. Но куда именно, понимать будем позже. Ибо есть дела поважнее.

Стрелять в нас пока никто не собирался, поэтому я опустил оружие и пошел к Виктору, припадая на левую ногу – по ходу, я еще и седалищным нервом приложился, отчего нижнюю конечность ощутимо простреливало вниз. Но это пройдет. А вот что с Японцем делать? Если даже он живой, госпиталя поблизости я не наблюдаю…

Виктор был жив, но лежал в конкретной отключке.

Пульс на шее Савельева прощупывался очень слабо. Я разорвал продырявленный рукав его куртки. Ну да, рана глубокая, до кости. И вон обрывок артерии в ней виден невооруженным глазом. То есть кровищи из Японца вытекло прилично, больше двух литров, это как пить дать. Хорошо, что я успел ему руку перетянуть, а то б он уже умер от кровопотери. Хотя и сейчас еще далеко не гарантия, что он в ближайшее время не преставится. Ибо близок к этому.

Я вновь полез было за аптечкой, чтоб вколоть противостолбнячную сыворотку и антибиотик широкого спектра действия, как рядом со мной нарисовался Хащщ.

– Побереги медикаменты, хомо, – задумчиво сказал он. – Ему переливание крови нужно, а не твои шприц-тюбики.

– Одно другому не мешает, – проворчал я. – Где я ему в этом лесу переливание возьму?