Те обстоятельства, которые широкая общественность могла упустить из вида, забыть в суматохе и водовороте каждодневных потоков информации, журналисты держали на контроле. По крайней мере, так это выглядело со стороны, при анализе популярных традиционных и электронных изданий.

Каждую неделю появлялись две-три публикации на эти темы. В представлении генерала это было чересчур много. При этом СМИ успели окрестить описываемые дела резонансными и продолжали сыпать крикливыми образными заголовками и метафорами: «О расстрелянном шансоне замолвите слово», «Певцу — свинец, продюсеру — конец», «Дело Тверского: по ту сторону висяка» и прочее в подобном ключе.

Кущенков цитировал журналистские находки и в достаточно жестких выражениях распекал подчиненных за то, что они стали объектом язвительной критики со стороны СМИ по причине провисания расследования указанных дел и угрозы их постепенного превращения в «глухарей». Он бегло прошелся по каждому эпизоду, однако в силу известных причин особое внимание обратил на дело об убийстве Тверского.

Именно вокруг него и в СМИ, и в обществе крутилось наибольшее количество пересудов и кривотолков. Генерал считал, что вину за это несут все, кто не сумел дать взбудораженной общественности четких успокаивающих формулировок. На слове «успокаивающих» он сделал особый акцент.

— А то что же получается такое?! — гневно вопрошал Валерий Максимилианович. — Следствие оказывается в тисках. С одной стороны — загадочные обстоятельства гибели Тверского, перед которыми наши лучшие следователи начинают пасовать. А с другой — постоянный прессинг общественного мнения, подогреваемого средствами массовой информации и отдельными ретивыми политическими деятелями. Еще ведь и слухи ходят, что за убийством стоит организованная преступная группировка. Дескать, именно она контролирует следствие. Что это означает? Лишь то, что мы с вами, к сожалению, проигрываем информационную войну. Мы должны повышать авторитет следственных органов в обществе, а вместо этого получаются такие вот проколы. Ну да ладно с информационной войной. Допустим, не думали, не знали, не было печали, да черти накачали. Но что происходит именно с самим расследованием? Даже стороннему человеку за версту видно, что следствие ведется спустя рукава. Вы мне на это возразите?! Я уверен, вы скажете, что все далеко не так, как я говорю. Но вот кто мне объяснит, просветит меня, темного, почему по делу об убийстве короля русского шансона до сих пор нет никаких зацепок?! Казалось бы, на расследование обстоятельств этого преступления брошены наши самые лучшие умы. Столько опытных, уважаемых за свой профессионализм людей не могут докопаться до сути дела! Время идет, а результат нулевой. Это же уму непостижимо! Ну, как такое может быть?! Да мне же в последнее время стыдно газеты открывать или смотреть телевизор! Журналисты везде вопят одно и то же. Дескать, полиция не чешется, совершенно сознательно затягивает расследование, не хочет искать ни убийцу, ни заказчика. Это невыносимо. Неужели только я один это так воспринимаю? Неужели вам, лучшим из лучших, наплевать на то, что о нас пишут статейки вроде вот этой?! — Генерал поднял толстый пятничный номер популярной газеты, до сей поры лежавший у него на столе, развернул его и продемонстрировал залу первую полосу.

На ней сразу же бросался в глаза крикливый заголовок, набранный крупным шрифтом. Причем буквы шли не как обычно, черным по белому, а наоборот — белые буквы на черном фоне.

Заголовок гласил: «Кому выгодно провисание дела Тверского?» Под ним красовалась реальная фотография покойного шансонье, которая была сделана на одном из необычных концертов. Тогда Владимир исполнил ряд своих самых известных песен в сопровождении хора МВД. Поющий Тверской с приподнятыми руками был запечатлен на фоне стройных рядов людей в полицейской форме.

Вне контекста это была вполне обычная фотография. Но вкупе с заголовком и весьма язвительным текстом статьи фотография превращалась в по-настоящему убийственную насмешку.

— Вот! Вы видели это?! — Генерал тряс газетой и тыкал пальцем в заголовок и снимок под ним. — Журналисты просто потешаются над нами. Мол, вот оно, дело Тверского, а вот целый хор ментов, которые ни хрена не могут сделать! Ну и попробуйте сказать, что они в этом не правы. Наоборот, они точно подметили ситуацию. Вас много, а толку, получается, как от козла газировки с малиновым сиропом! Так не должно быть! Елки-палки, доколе еще вы будете сопли жевать?! Надо действовать! Перевернуть все, что только можно и что нельзя! Неужели я должен вас всему этому учить?!

Сотрудники полиции, присутствовавшие на совещании, молча выслушивали генерала. Эмоциональный посыл его речи был понятен. Выдержать напор энергии, выплескиваемой начальником, было не так и просто.

Кто-то опустил глаза, разглядывая стол. Кто-то скрестил пальцы рук и забросил ногу на ногу, приняв тем самым защитную позу. Кто-то спешно что-то записывал, будто председательствующий озвучивал некие истины, кардинально новые, доселе неизвестные. Лишь некоторые смотрели на него и невольно кивали, визуально выражая согласие со словами выступающего.

— Кстати!.. — продолжал генерал, небрежно откладывая газету в сторонку. — Не мешало бы нам обратить внимание на некоторые странности. Я имею в виду то, что начало происходить уже после гибели певца. Если кто-то забыл или еще не знает, то я поясню. Вокруг вдовы Тверского начались поистине чудные игры. Я бы даже сказал игрища. Тут и анонимные угрозы, и почти открытый шантаж, и еще бог весть что. Полный набор. Женщина постоянно пребывает в шоковом состоянии, а игрища тем временем продолжаются и продолжаются. Интуиция мне подсказывает, что и недавняя гибель продюсера Артема Бренера каким-то образом связана с этими странностями. Никак понять не могу, почему вдруг мои же собственные подчиненные упорно пытаются выдать его смерть за несчастный случай. Даже зеленому практиканту понятно, что здесь имеет место инсценировка несчастного случая, причем достаточно грубая. А вы мне на полном серьезе говорите: «Товарищ генерал, Бренер выпил, споткнулся, упал в котлован, напоролся на арматуру и умер». Что я должен думать после этого? Что вообще получается? На чью мельницу вы воду льете, господа-товарищи? Неужели слухи о могущественной преступной группировке, тормозящей ход расследования, имеют под собой почву и кто-то из вас с ней связан? Вы прикажете мне начать ряд внутренних расследований на предмет выявления ваших коррупционных связей с преступным миром?! Поверьте, тогда мы уж точно отделим овец от козлищ, как сказано в одной замечательной книге. Вы этого хотите?! Знаете, несмотря ни на что, мне все-таки хочется думать, что все эти оплошности в расследовании громких дел не являются планомерным саботажем, оплаченным из бандитских кошельков. Слишком хорошо я многих из вас знаю.

Надрыв в голосе начальника становился все более и более прочувственным. Его последние реплики были на грани фола. Они расшевелили участников совещания гораздо больше, чем все то, что было сказано ранее. По залу прокатился шумок недоумения.

Глава группы следователей поднял руку, прося слова. Кущенков предоставил ему эту возможность.

— Товарищ генерал… Валерий Максимилианович!.. У нас действительно есть определенные трудности в расследовании дела о заказном убийстве Владимира Тверского, — встав со своего места, проговорил тот. — Однако утверждать, что дело провисло, а расследование не продвигается, никак нельзя. Все участники следовательской группы работают постоянно. Едва ли не сутки напролет. Есть версии по отдельным фрагментам дела. Но, к сожалению, все факты, которыми мы располагаем, разрозненные и мелкие по своей сути. Собрать их воедино пока не получается. Такое ощущение, будто перед нами возникла непреодолимая стена, которая не позволяет нам идти дальше.