Вот как точно и красочно рассказывает об этом случае писатель Глеб Бобров, служивший тогда солдатом-снайпером в 860 омсп, в своей повести «Песчаный поход».

«…Уже и батальон вернулся с боевых действий, по существующим правилам весь личный состав был выстроен на плацу. Когда пересчитали людей, оказалось, что не хватает хозвзвода и ушедших с ним нескольких солдат минбатареи батальона.

Единственное относительно свежее подразделение полка – разведрота, собрав у вернувшихся остатки боекомплекта, свой они расстреляли на прикрытии возвращения батальона, около пяти часов вечера на БМП рванули назад в ущелье.

К десяти вечера разведчики вернулись, везя на ребристом лобовом листе одной из БМП то, что осталось от повара – киргиза, единственного найденного из пропавших солдат на месте боя.

Кроме того, они недалеко от полка подобрали шестерых бойцов, возвращавшихся в полк. Среди них был прапорщик, командир хозяйственного взвода, но он пребывал в таком состоянии, что выяснить что-либо о судьбе остальных одиннадцати находившихся в его подчинении солдат было невозможно.

Ночью вернулись еще двое. Одного, раненого минометчика, что ушел с хозвзводом, подобрали хадовцы. Что произошло, солдат рассказать не мог – находился в шоковом состоянии. Но обо всем легко было догадаться, стоило лишь взглянуть на его ноги. Они были изрезаны до такой степени, что на них остались лишь лохмотья сухожилий и мяса. Судя по всему, минометчик бежал по дну ущелья босиком.

Второй солдат, водитель продуктовой машины, пришел сам, автомат из его обмороженных рук пришлось вырывать силой. Он только бесконечно повторял: «Все погибли!»

С утра полк организовал поиски в ущелье, там, в ручье под снегом и льдом, нашли 7 трупов погибших солдат. По их состоянию можно было догадаться, что здесь произошло. Душманы искромсали ножами не только тех, кто к ним в руки попал живым, но и трупы.

Не успели они или не захотели почему-то трогать лишь одного минометчика, который, судя по всему, не дожидаясь скорой расправы, выпустил себе в рот треть автоматного магазина.

Что же произошло в Карамгульском ущелье? До полка было всего несколько километров и командир хозвзвода повел свое подразделение напрямую, войдя в мрачную, каменистую теснину – поистине, дьявольское место. Только безмозглый завхоз мог затащить в такую дыру своих бойцов. Глубина скального разлома составляла в среднем сто пятьдесят – двести, а местами триста – четыреста метров. По дну трещины несся бурный ручей. Ширина прохода на дне – пять-шесть метров, а расстояние между почти отвесными стенами вверху – около сорока-пятидесяти.

Здесь они были сразу же обстреляны сверху душманами и несколько солдат было ранено. Но даже в таком положении еще не все было потеряно. Однако подгоняемые страхом, с ранеными на руках, хозвзводовцы вместо того чтобы укрыться за камнями, пустить сигнальные ракеты и дожидаться помощи, сломя голову кинулись в глубину скального разлома.

И получилось то, что должно было получиться. Загнав небольшой отряд в расщелину, «духи» двумя небольшими мобильными группами зажали взвод с двух сторон ущелья. Третья же группа спустилась за отступавшими вниз и стала бить их в спину. Наши были видны духам, как на ладони, и исход боя оказался предрешен еще в самом начале.

Раненые не могли больше нести раненых, и семь человек осталось в камнях «Второго водопада», рассчитывая продержаться там какое-то время и прикрыть отход тех, кто еще мог хоть как-то передвигаться. Как ни мизерны были шансы, как ни призрачны надежды, но свое дело раненые сделали, – они минут пять удерживали позиции «Второго водопада», и остаткам взвода удалось вырваться из ущелья. Несколько человек прыгнули прямо в водопад и тем спасли свою жизнь…»

Весь полк ходил к медицинским палаткам полкового морга посмотреть и попрощаться с погибшими. Как они выглядели – словами не передать: истерзанные, изрезанные ножами, с выколотыми глазами, отрезанным всем, что только можно отрезать. О чем еще можно было говорить с нашими солдатами и офицерами после этого? Как можно было призывать к гуманному отношению к дикарям, совершившим это? К их отцам, матерям, женам, детям?

Это конечно, очень жестоко, но каждый наш солдат своими глазами увидел звериный оскал войны и всю ее беспощадность. Можно было не сомневаться – после этого никто в плен не сдастся.

Одного солдата так и не нашли, по словам очевидцев, он попал в плен и душманы увели его с собой. Все попытки нашего командования разыскать его не увенчались успехом. По сведениям ХАД, его забили камнями местные жители. Тело не нашли и он до сегодняшних дней числится без вести пропавшим.

Кроме девятерых погибших, одного пропавшего без вести и восьми тяжелораненых, через несколько дней полк потерял еще одного человека – сошел с ума один из солдат, переживший эту бойню.

Понятно, что этот случай не добавил боевого духа подразделениям нашей дивизии, но теперь даже самый настроенный благожелательно к афганским крестьянам солдат понимал, что перед ним враг: жестокий, хитрый и беспощадный. Никакое здесь, в этой необъявленной войне, международное гуманитарное право не действует, а действует другое: убей, если не хочешь быть убитым.

Случались подобные случаи и у нас, правда, не с такими печальными последствиями. Однако за все 9 лет пребывания в Афганистане всего один разведчик нашей дивизии (подполковник Заяц) попал в плен, да и то, можно сказать, добровольно.

А таких возможностей было много. Я уже писал, что под угрозой захвата в плен разведчики или стреляли в себя, или подрывались гранатами, как это было в бою разведгруппы старшего лейтенанта Шигина, а также в ущелье Шаеста в 1980 году.

Однако операция продолжалась, и наши подразделения действовали в горах на пределе человеческих возможностей.

В один из дней командир дивизии взял меня и начальника связи в вертолет, мы полетели осматривать район действий. Летим, внизу горы в снегу. Кое-где видны наши отдельные пешие группы. Начальник связи по радиостанции связывается с ними, уточняет обстановку.

Осмотрев район, вертолет заложил вираж и начал разворот на обратный курс. Вдруг где-то совсем в стороне, глубоко в ущелье задымила сигнальная шашка оранжевого цвета. Но эфир молчит. Опустившись ниже, мы видим группу наших солдат, человека 4, отчаянно машущих руками. На снегу лежит еще 4 человека, непонятно, мертвые или раненые. Причем они находятся не на дне ущелья, а на небольшой площадке выше по склону метров на 100. Ясно, что им нужна помощь, но как это сделать?

Вижу, комдив дает команду командиру вертолета: «Посадка». Тот что-то пытается возразить, но комдив на него рявкнул и тот начал снижаться. Машина медленно стала опускаться на дно ущелья, мы открыли дверь наружу, и я в 30–40 шагах от себя увидел скалы, пещеры, расщелины. Сейчас, чтобы сбить вертолет, достаточно было кремневого ружья, я уж не говорю про автомат.

Летчик осторожно опустил машину на площадку передним и левым колесами, правое колесо висело над пропастью. Мы пулей выскочили из вертолета и начали забрасывать в него убитых и раненых, их оружие. Тела убитых были окоченевшими как дрова, раненые вопили благим матом, но на это никто не обращал внимания. Главное было – успеть! Быстро заняв свои места, мы взлетели.