— Похвальный настрой, — бывший глава ячейки придвинулся ближе к столу. — Есть новости. Возможно, даже обнадеживающие. Далеко не весь преподавательский состав доволен сложившейся ситуацией. Разумеется, открыто никто не выступает — все помнят, что Великая княгиня уделяет особое внимание Аудиториуму. И все же изменения затронули и нас.

— Что изменилось?

— Много чего. Во-первых, нас коснулись ограничения на применения Благодати. Учебный процесс, считай, сорван. Начало учебного года сдвинули. Как проводить вступительные Испытания, и вовсе не очень понятно — ждем отдельного распоряжения. Так что гайки закрутили по полной программе. Люди в подвешенном состоянии, постоянно приходят новые распоряжения. Все раздражены и напуганы.

— А что Долгоруков? — спросил я.

— О, это отдельная история. Один секретарь из его свиты рассказал, что ректор встречался с Великой княгиней уже после того, как она взяла управление в свои руки. Содержание разговора, понятное дело, неизвестно — все происходило за закрытыми дверями и под куполом. И все же разговор явно проходил на повышенных тонах и не удовлетворил ни одну из сторон. Великая княгиня вылетела из его кабинета в ярости, а сам Долгоруков потом обращался к штатному лекарю за помощью. Сердце расшалилось.

Мы с Грасс переглянулись, и Анька нахально приподняла бровь.

— Значит, в раю штормит, — сказала она и потянулась за пепельницей. — Знать бы, о чем они говорили.

— Не уверен, что смогу это выяснить. Все же моя должность не предполагает возможности входить к нему в кабинет как к себе домой. Но попытаюсь разузнать по косвенным признакам.

Я отпил из своего бокала и поморщился. Моча пьяного ирландца, а не виски. Впрочем, чего еще ожидать от стрипбара на Апрашке?

А ведь переманить на нашу сторону Долгорукова было бы просто идеально. Честно говоря, о таком и мечтать страшно. Тайн у Аудиториума было полно — чего стоили только пробирки с кровью, позволявшие контролировать и студентов, и выпускников. Уверен, нашлись бы и такие тайны, которые могли сыграть нам на руку. Да только один разговор на повышенных тонах еще не значил, что Долгоруков будет готов пойти против благодетельницы.

Я поделился соображениями с остальными, и Мустафин кивнул.

— Нужно следить за ним и дальше. Есть основания полагать, что и ректор недоволен новыми распоряжениями. Но вот насколько велико его недовольство, еще предстоит выяснить.

— А ведь это было бы в высшей степени цинично, — мечтательно произнесла Аня и выдохнула дым в потолок. — Чтобы и ее предал тот, кому она доверяет.

— Не уверен, что она вообще кому-либо доверяет, — ответил я.

— Но Долгоруков давно с ней сотрудничает. Наверняка сможет рассказать много интересного.

— Я постараюсь что-нибудь выяснить, но, повторюсь, у меня не так много власти в заведении, — сказал Мустафин. — И на это потребуется время. Мы работаем, но вы знаете, насколько все подозрительны в Аудиториуме. Сейчас стало еще хуже.

Значит, будем планировать действия, не беря в расчет вуз. Получится договориться — хорошо. Не выйдет — у нас должны быть другие способы воздействия.

— К слову о доверии и сотрудничестве, — я дотронулся до руки Ани. — Мне нужна твоя помощь.

Грасс приподняла бровь и, словно стесняясь, отодвинула руку.

— Что нужно?

Я рассказал о сообщении Воронцова и своих опасениях.

— Да, это очень похоже на ловушку, — ответила Аня. — И тебе совершенно точно нельзя идти туда одному.

Я залпом допил свой хреновый виски.

— Именно поэтому мне нужна помощь, — хрипло сказал я. — У тебя же остались способы связаться с Радамантом? Я лишь хочу, чтобы ты передала ему о моей готовности помочь ему в обмен на помощь мне.

Мустафин с тревогой взглянул на Аню.

— Ты же говорила, он перестал тебе отвечать. Закрылся. Ты говорила, что ни ментально, ни другими старыми способами выйти на связь не вышло.

Аня пожала плечами.

— У вас тоже ничего не получилось. И все же я уверена, что мои послания до него доходили. По крайней мере те, что я отправляла тайной почтой. Другое дело, что отвечать он не потрудился. — Девушка сжала тонкую ножку своего бокала с такой силой, что стекло треснуло, а она от злости этого даже не заметила. — Говорю же, он нас оставил. Мы сыграли свою роль и больше ему не нужны.

Аня, Аня… Ну как всегда — сперва одни эмоции. Я тяжело вздохнул и поднял на нее глаза.

— Интересно, тебе когда-нибудь приходило в голову, что это не предательство, а попытка вас защитить? Куча надеждинцев лишилась силы, на всех несогласных объявлена охота пуще той, какую вело на вас Тайное отделение. На месте Радаманта я бы тоже не стал вести вас на смерть. Вы что, лемминги?

Мустафин встретился со мной взглядом и едва заметно кивнул. Спасибо за поддержку, конечно, но мне сейчас нужно было не это. Как Аня примирится с обстоятельствами — ее проблема. А мне нужно было спасти сестру.

Или хотя бы обезвредить Воронцова, и на этот раз понадежнее. Чтобы долго не очухался, а лучше — чтобы не очухался вовсе.

Грасс яростно потушила сигарету.

— У меня нет никакого желания снова долбиться лбом о стену, но Радамант отчего-то питает к тебе особую привязанность, — сказала она, и я услышал нотку старой, но хорошо скрываемой ревности. — Быть может, ради тебя он согласится выйти на свет. Но я просто отправлю сообщение. С тобой пойти не смогу. Да и не хочу, если честно.

— Я на это и не рассчитывал.

Знатно же она обиделась на Радаманта! Полагаю, не будь ситуация настолько запутанной и накаленной, могло дойти и до открытого конфликта. Зная Аню, я бы не удивился, реши она попереть на бывшего идейного вдохновителя с кулаками. Эта девка могла отколоть что угодно на эмоциях.

Но за что я ее уважал и любил, так это за то, что после кратких вспышек гнева она неизменно брала себя в руки.

Мустафин поднялся из-за стола.

— Вынужден откланяться. Мне нельзя здесь надолго задерживаться.

Аня кивнула, а я пожал ему руку на прощание. Девушка долго смотрела вслед удалявшемуся надеждинцу, а затем уставилась на меня.

— Не представляешь, как я зла. Зла и разочарована.

— Потом, когда все закончится, набей ему морду. Уверен, найдется много желающих это сделать, но у тебя точно будет право ударить первой.

— Все шутишь, — проворчала девушка.

— С чего ты взяла? Я серьезно. Старый добрый мордобой дает отличную эмоциональную разрядку.

Впрочем, я не был уверен, что Радамант к концу этой эпопеи останется в живых. Слишком уж жестко косоликий начал играть. Поставил все на кон и действовал грубо. Словно старался успеть сделать как можно больше грязной работы до появления Иры. Своеобразная отеческая забота, конечно. Как все же хорошо, что в этом мире пусть совсем ненадолго у меня была настоящая правильная семья.