— Когда?

— Скоро.

— Как скоро?

— На следующей неделе.

— Почему ты раньше не сказал?

— Почему ты не сказала о ребенке?

— Мы квиты. У нас появились тайны друг от друга, а это значит, что теперь нам друг на друга наплевать.

А затем им обоим стукнуло семь лет и ссора стала совсем уж безобразной. Тяжелое дыхание, сигареты одна за другой, свирепые взгляды, выдававшие их с головой. Взрывы перемежались затишьем. Джеймс давно хотел сказать ей о назревших переменах в его житье-бытье, но она столь увлеченно ковырялась в своем дерьме, что даже не заметила, как он фантастически счастлив. Не заметила? София не желала ничего замечать, но у нее хватило ума не признаться в том. Кусочек разума, прибереженный к случаю. Слишком поздно. Джеймса несло, он орал, не слыша ответов, матерясь и глотая окончания. А не лучше ли забить на их дружбу? Все ослепительно ясно. Сколько бы они ни проводили вместе времени и ни провозглашали себя лучшими друзьями, но если она не желает назвать имя отца ребенка — и она уверена, что это не Джеймс? — что ж, если София не хочет быть искренней, то, наверное, и нет никакой удивительной дружбы, наверное, бывшим любовникам невозможно оставаться друзьями. И похоже, Марта права, они дружили из соображений удобства, а если так, то ему лучше убраться отсюда подобру-поздорову. Точно, катись отсюда, мудила.

Джеймс выскочил из дома, хлопнув дверью, и зашагал вверх по улице. София медленно поднялась к себе, легла на нагретый солнцем пол и разрыдалась, слезы не унимались; и в чем, интересно, права Марта, чтоб ее? Опять сигарета, большой бокал виски, и, когда солнце опустилось за крышу автобусного гаража, в гостиной объявился Габриэль. Без предупреждения, без стука он влез в ее печаль и попытался утешить, но как раз утешений София не желала. Только что ее бросил лучший друг, и она хотела прочувствовать боль.

— Уходи, Габриэль, ты здесь не нужен.

— Я мог бы помочь.

— Не хочу я твоей помощи, придурок. Не надо меня успокаивать, поднимать настроение. Ты что, не врубаешься? Я в полном дерьме и не нуждаюсь в твоем гребаном ангельском волшебстве, не хочу, чтобы ты залечивал раны. Когда ты рядом, мне становится легче, но я не хочу, чтобы мне полегчало. Как вы меня достали — и ты, и ребенок. Убирайся на фиг отсюда.

И он убрался. Не хлопая дверью.

В тот вечер София на работу не пошла, налила себе еще виски. Лежала на полу, заткнув уши, чтобы не слышать нараставшего грохота снизу — то Марта с Джеймсом праздновали свое счастье.

Не лучший день в жизни матери нового Мессии.

Слезы и вопли длятся не дольше гнева, изнеможение затянет любые раны, даже те, что нанесены бывшими любовниками. В конце концов София, покачиваясь, поднялась с пола и отправилась спать — обхватив себя руками, обнимая расшумевшуюся трехлетнюю девочку, направляя ее к тихой домашней гавани. Умиротворяющая ласка оборвалась, стоило Софии войти в спальню и увидеть Габриэля, сидевшего на краешке кровати. Нежные руки вмиг окостенели от ярости, ногти в крайнем раздражении впились в кожу, ответом сочувствующему, вопрошающему взгляду Габриэля была откровенная угроза в глазах Софии. Когда она вернулась из ванной, Габриэля уже не было.

София легла спать с холодной тряпкой на лбу и острой болью в желудочной яме. Она легла спать, ненавидя всех и вся и зная, что иного пути у нее нет. Только все дальше углубляться в неминуемую ложь, непонимание друзей и родных, ожидавших от нее большего, чем внебрачная беременность; что до обвинений в безумии, то они не замедлят последовать. Она погасила свет, отключила телефон и свернулась под мятыми хлопковыми простынями — раненая кошка, спрятавшаяся в единственно безопасном месте. Облегчение медлило, но дыхание постепенно выровнялось. Ночь взяла свое.

Проснулась она поздним утром под проливной летний дождь — на следующие три дня прогноз тот же. И дождь, и прогноз она приветствовала с сонным хладнокровием. Из туалета в ванную, потом на кухню, от телевизора к радио; прослушала четыре сообщения на автоответчике — все от девушек с работы, все передавали ей привет и сожалели об ее отсутствии вчерашним вечером. Каждая поделилась с Софией новостью, но в собственной интерпретации. Прошлой ночью поступил заказ от одного очень редкого посетителя, иногороднего клиента — известного крупными чаевыми. Сандра не сомневалась, что София не захочет упустить шанс обработать этого шестидесятипятилетнего юнца. Хелен полагала, что они вчетвером, слегка поработав над деталями, могли бы устроить для столь выгодного лоха дополнительное представление и заработать на карманные расходы. Каролина добавила: сдается ей, что речь идет не о карманах, а как минимум о ручной клади, а то и о багаже, превышающем весовую норму. Так почему бы им не встретиться сегодня пораньше у Софии, чтобы отрепетировать этот спонтанный выход на бис? Четвертый звонок опять от Хелен: она понимает, София скорее всего по-настоящему занемогла, Хелен заметила, что в последнее время она выглядит немного усталой. Но все-таки, по возможности, она настойчиво советует развернуться сегодня вечером на полную катушку. Раскрутить клиента на полную катушку. Избыточная усталость требует дополнительного отдыха, а на добавочные чаевые можно далеко уехать — в Тоскану, например, и надолго — недельки на две.

София улыбнулась первому сообщению и посмеялась над последним. Раздвинула шторы, широко распахнула окна, чтобы густой дождь отмыл дочиста цветы на подоконнике, но прежде она включила на полную громкость диск с горестными песенками. Нина Саймон — вечный музыкальный фон для девичьей грусти. Принимая душ, София скоро убедила себя в том, что Джеймс ей не нужен. Конечно, он был прав: пора признать, что привычный характер их отношений изменился, и переходить к новым радостям. Она оставит ему записку, извинится за вчерашнюю резкость — тем самым опередит его извинения и утвердится в образе хорошей девочки. Нет лучшего способа досадить Марте, чем прикинуться безупречной. Горячая вода стекала по ее растянутой спине, София скребла себя мочалкой, сознавая, что и Зак ей тоже не нужен. Но она совершит лучший женский поступок: официально и публично отречется от прежней страсти. Хотя бы Габриэля порадует. Кроме того, она Заку сейчас необходима, он сам так сказал. А доброе дело — маленькая ложь иммиграционным властям, — возможно, принесет ей снисхождение кармической полиции; София подозревала, что ей надо бы пополнить запасы удачи, и чем скорее, тем лучше. Наконец, выбривая ноги и подмышки, обливаясь холодной водой, она уверила себя, что и Габриэль ей ни к чему. Правда, накидывая мягкую банную простыню на идеальные плечи, София ощутила тепло в животе и подумала, что немножко секса ей бы не повредило. Ее одолевало искушение позвать Габриэля; посмотреть, появится ли этот добрый джинн из бутылки, если растереть себя полотенцем. Но вспомнила, что ей предстоит более серьезное занятие — зарабатывание серьезных денег.

Унылая София умерла во сне заплаканной ночью, а та, что проснулась, звалась Я-Все-Преодолею, в том числе и замкнутый круг, в котором она оказалась. У Софии имелось отличное противоядие против аргументов Джеймса, желаний Габриэля, ужаса перед беременностью — плевать на все. Перезвонить подругам. Пригласить в гости. Устроить дружеское застолье. Есть, пить, прикладываться к дури, репетировать, — короче, работать. Закрыть глаза на весь этот кошмар. Жить. Веселиться, несмотря ни на что. Отрицание реальности — материал для вечных грез.