воздействию, и корова эта мысленно разговаривает с потерявшими ощущение реальности, после чего последние просят их отвязать и, как ни в чем не бывало, сами покорно возвращаются на свои круги. Но вам, телкам, стремящимся стать коровами, все это не грозит, поскольку головы ваши и без того забиты картинами мертворожденной иллюзии, забиты настолько, что в них уже нету места ни для каких миражей. Но с наступлением тьмы, которую вам необходимо дождаться именно в этой области, телки первого круга избавляются от этих картин и больше не возвращаются к ним, переставая путать воображаемое с реальным. Стоит напомнить идущим с первых столбов, а также сообщить присоединившимся возле воловни: там, на земле, лишь ваши несчастные проекции, здесь же — ваша настоящая жизнь.

— Но вы, Пастух, говорили, что тем, кому это не запрещено, можно уходить сущностью в проекционную нереальность, а разве это не возобновление в головах этих самых картин? — спросила Елена.

— В нереальность, Елена, уходят коровы кругов, следующих за первым, то есть миновавшие нулевой столб, в момент прохождения которого полностью меняется восприятие скотины, и поэтому чувствуют себя в потусторонней иллюзии полноценными сущностями, воспринимая проекционный мир глазами Божественных особей, но не мертворожденных теней, — а это уже совсем другие картины, не те, что сейчас у вас в головах.

22. Несуществующее искаженное и его губительное воздействие

— А для чего, Пастух, навсегда избавляться от проекционного взгляда? — спросила светло-рыжая Сонька. — Мне, например, все окружающее нас и происходящее с нами кажется иногда каким-то ненастоящим и примитивным, слишком простым, в которое так и хочется что-то добавить… Деревья здесь — просто с круглыми кронами, я даже листьев не различаю, цветки, которые вы сплетаете, не поймешь и что, как будто искусственные и не пахнут — я к ним принюхивалась в траве, — поверхность однообразная, свод — без солнца, которое управляет многообразием оттенков, — и я, признаюсь, то и дело разбавляю это картинами из потустороннего мира, возникающими непроизвольно в моей голове. Зачем мне терять эту возможность хотя бы мысленно разнообразить упрощенное окружающее?

— А я не согласна, — возразила Елена. — Ты, Сонька, затрагиваешь только внешнее восприятие коровы, но зато здесь больше оттенков существенного, которое находится внутри нас, тем более мы еще только телки и лишь копытами соприкасаемся с чем-то важным, не погрузившись в него, — я чувствую это. Мне лично комфортно уже оттого, что я теперь знаю, что я — настоящая бессмертная плоть, в отличие от проекционных теней.

— Я лично, — вмешалась Копейка, одновременно пустив струю, — не знаю, плоть я или не плоть, но мне здесь тоже комфортно и хорошо! Полно травы, которую я сейчас еще пожую, вот тебе и вода — потом я попью, мухи и всякие насекомые не докучают, — тебе, Сонька, летающих не хватает в виде оттенка? Надеюсь к тому же, что повстречаю каких-нибудь веселых шляющихся бычков и подружусь с ними, а то с вами как-то заумно и не очень-то невесело… Ну а вокруг все довольно знакомое и родное, не вижу проблем!

— Ты, Копейка, как я понимаю, — беззвездная, и ходишь по бесконечному первому кругу, поэтому тебе и комфортно, ты привыкла, хотя и не помнишь, — сказала темно-рыжая Антонина и тоже пустила струю.

— А мне, Пастух, — призналась Джума, — иллюзии и всякие миражи здесь не нужны, я, как и Елена, чувствую под копытами множество оттенков существенного, в которое предстоит погрузиться и которое намного сложнее и значительнее того, в чем я находилась до попадания сюда. Книги, конечно, это бред в моей голове — я вдруг начала понимать, что они и управляли моим взглядом на проекционную ирреальность, порождая уже вторичные иллюзии и миражи. Так что мне наблюдать картины несуществующего, да еще искаженного книгами, абсолютно неинтересно.

— Да, но ведь это несуществующее, в том числе и вторичное, — существует, иначе бы мы ничего не знали о нем… Наши проекции, возникая и исчезая, создали тем не менее, пусть и воображением своим, целый мир, существование которого мы не можем здесь отрицать, поскольку то и дело он возникает у нас в головах, да и любая скотина на плоскости, исходя из объяснений нашего Пастуха, имеет с ним связь… Другое дело — целесообразность этого мира с точки зрения реальности… — сказала практичная Марта.

— Любая целесообразность, Марта, — ответил Пастух, — исходит из недосягаемых сфер, и не нам ее обсуждать… Что же касается бесплотных теней, да, конечно, они создали воображаемый мир, но ничего не создали из того, что могло бы хоть как-то вписаться в картину великого смысла существования всех сфер, плоскостей и объемов… Собственно, и не им вписывать или не вписывать, поскольку они способны только догадываться о сути этой картины, лишь приблизительно видя очертания ее. Единственный их удел — приумножать и передавать эти свои догадки следующим поколениям теней, тем более что догадки бывают намного значительнее открытий. Но именно открытиями и занимаются потусторонние призраки, изучая двойные, тройные и даже множественные иллюзии своей беспредельной фантазии. Исследуя наслоения этих нереальных миров — бессмысленных порождений потустороннего разума, ваши бесплотные тени убеждены, что открывают законы чего-то такого глубокого, образованного по великому замыслу свыше, и совершенно не обращают внимания на то, что все глубже проникают лишь в свое же воображение, безмерно расширяя его и умножая тем самым новые нереальности… Хотя на самом-то деле проекционный мир со всеми его наслоениями прост, как коровья лепешка, и ничего глубокого и загадочного в нем нет. Мир этот исчезает вместе с проекцией, которая, покидая его, произносит последнее и самое правильное, что может произнести, а именно: «Ничего нет…» — как это делали первые древние призраки, отказываясь от иллюзии и уходя сущностью своей в реальную плоскость. Такой вот странный круговорот происходит в потустороннем нигде… Для ваших теней граница разумного понимания лежит в точке исчезновения проекции, и после этой черты они ничего не знают, могут только предполагать, а между тем за этой точкой все только и начинается. Последнее — проекции чувствуют, но принцип разумного понимания не позволяет им понимать дальше, иначе к «ничего нет» они добавляли бы: «Все только и начинается…»

— Ну, Пастух, мертворожденный мир действительно примитивен в сравнении с нашей Божественной плоскостью, — продолжила разговор Елена, — но для проекций, которым неведомо начало начал, мир их весьма и весьма непрост. К тому же, как я понимаю, они постоянно пытаются перейти границу своего ограниченного понимания и заглянуть туда, где «все только и начинается». Взять хотя бы их богатые представления о плоскости неба — для нас здесь загадочной с ваших слов, да и