– Ну что, тебе удалось найти мамину картину? – спрашивает она, вытирая руки.

– Нет, – вздыхаю я, – но я жду возвращения Дмитрия, управляющего галереей в Пилосе, и завтра встречаюсь с неким Тони, в коллекции которого хранятся ее работы, так что…

– Я видела ее работы онлайн, они удивительны. Мне всегда нравились ее картины, но теперь, когда мы с тобой познакомились, они кажутся мне особенными. Она была талантлива, а для тебя это невосполнимая утрата.

Я всегда горжусь мамой, когда хвалят ее картины. Я так к этому привыкла, что легко забываю, какое они производят впечатление. Смелые, яркие, постмодернистские, но за техникой мазков спрятаны чувства. Даже в ее редких портретах, более реалистичных по стилю, прослеживается автор.

– А вы случайно не вспомнили, где видели картину? Ту, что я ищу. Вы говорили, будто где-то ее видели.

Кристина грустно качает головой.

– Нет, прошу прощения. Это… как говорят? Вертится на кончике языка. Может, во сне.

Она бормочет что-то по-гречески, а затем ахает:

– Мусака!

И мчится по садовой дорожке к дому. Я прохожу через двойные двери, ведущие в кухню с большим деревянным обеденным столом в центре. Она открывает духовку, и воздух наполняется запахом мяса. Ставит большую форму с шипящим содержимым на столешницу.

– Вовремя успели, – смеется она. – Александр бы расстроился – его любимое блюдо. Нравится?

– Еще бы! – отвечаю я.

Аромат мяса возбуждает аппетит.

– Тогда оставайся обедать, если свободна.

– У меня есть время. Я встречаюсь кое с кем, но не знаю точно когда.

Она поднимает бровь, подозревая, с кем именно я встречаюсь сегодня днем, но ничего не говорит.

– Отлично! Ты шеф-повар, давай готовь салат, а я открою вино и поджарю питу. А потом поедим!

Я режу овощи для классического греческого салата, в голове у меня мелькают цвета и текстура маминых картин, а также те работы, которые я увижу завтра у Тони Джовинацци. До отъезда нужно использовать все возможности. Разочарование во мне растет, почти затмевая надежду на то, что я когда-нибудь найду картину.

«Судьба нас то сводит, то разлучает».

Пока я режу салат, в голове мелькают воспоминания о вчерашней ночи: загорелая кожа Тео, неотрывный взгляд, прикосновения, губы.

Я подавляю волны желания – не могу и не позволю Тео сбить меня с пути. У меня есть возможность найти последний утраченный кусочек, принадлежащий маме, и больше я ни о чем не думаю. Или не думала, пока не появился Тео.

Глава 15

Мы бросили якорь в крошечной бухте, вечернее солнце палит вовсю, подходит к концу еще один день в Метони. Полное уединение и покой.

Вода теплая, и когда мы ныряем около скал, кажется, будто летишь под водой. Вокруг лениво качаются водоросли, актинии распускают щупальца и танцуют в тихих течениях.

Рыбы песочного цвета мечутся между камнями на дне моря и выпрыгивают из-за них, морские водоросли щекочут им брюшки. Солнечные лучи обжигают мне спину, я отдаюсь на волю течения.

Меня обнимает рука, и я выпрямляюсь, ступая по воде. Кожа Тео сияет бронзой на фоне бирюзы в нашем затопленном раю. Он притягивает меня к себе, я ногами обхватываю его за талию.

В водяной невесомости, от жажды друг друга мы теряем над собой контроль. Напряжение, царившее во время прогулки на лодке, взгляд, улыбка, воспоминание о прошлой ночи, наполненное дразнящей сдержанностью. Мы тонем в объятиях друг друга, мои волосы струятся в море. Вода ласкает нас, мы подчиняемся силе тяжести, бесплотной и потусторонней. Мы опускаемся, а вверх поднимаются пузыри. Всплывать не хочется, но легким не хватает воздуха – я отталкиваюсь и лечу к солнцу. Вынырнув на поверхность, снимаю маску, откидываю голову, насыщая тело кислородом, словно заново рождаюсь.

Рядом со мной появляется Тео, его глаза горят желанием, капли воды падают на темные ресницы. Мне хочется близости. Посреди моря невозможно найти удовлетворение, которого мы жаждем. Я плыву к лодке, и он принимает сигнал: пора возвращаться. Мы забираемся на палубу, он поднимает якорь и заводит мотор.

Стоя у руля в объятиях Тео, пока мы приближаемся к берегу, я наблюдаю, как на Метони опускаются сумерки. Гордо возвышаются сторожевая башня и стены замка, готовые отразить опасность, которая больше не грозит. Наверное, мне следует взять это на заметку и воспринимать жизнь таким же образом. Сейчас мое сердце сковано страхом неизвестности. Но в Метони я чувствую покой и новую жажду жизни. Словно что-то ушло.

Я не говорю о возврате к прошлому: я давно вычеркнула Роберта из своей жизни, я говорю о новой силе, поддерживаемой магией крошечной деревни и глубокой связью с матерью.

Ныряние похоже на крещение, повторное слияние с ощущением будущего и тем, что оно обещает. Я настроена оптимистически по поводу поисков маминой утраченной картины и начала новой жизни, какой бы она ни была. Пусть встреча с Тео будет горячей, словно солнце, я знаю, что большего он никогда не захочет. Мне просто нужно думать о своем сердце и не причинять ему боль.

Спрыгнув с лодки, я на минуту останавливаюсь, чтобы ноги привыкли к земле. Пошатываясь, падаю в объятия Тео при свете огней гавани, отбрасывающих оранжевое сияние на отмель. Он, целуя меня в макушку, вдыхает запах.

– Песком пахнет, мокрым! – отталкивая его, игриво хихикаю я.

Он, улыбаясь, притягивает меня к себе, фонари освещают его лицо.

– Ты пахнешь собой и морем. Мне нравится и то и другое.

Он смотрит на меня с такой необузданной страстью, что вызывает еще один сильный всплеск желания; невысказанный язык, понятный только нам.

– Побудь со мной сегодня вечером, пожалуйста, – просит он. – Я не хочу, чтобы этот день заканчивался.

Дни проносятся быстро. Через две недели в Лондоне меня ждет настоящая жизнь, но сейчас я хочу забыть о долге и остаться здесь. Поиски картины продолжаются, и я все равно не сдвинусь с места, пока не встречусь завтра в Каламате с Тони. Я согласно киваю, и мы идем обратно в деревню. Я улыбаюсь, как подросток, но ничего не могу с собой поделать. Иду легким шагом и чувствую себя живой, все тело покалывает иголочками. Не от солнца, от Тео.

* * *

Его дом стоит в стороне от берега, за главной улицей. Мы проходим живую изгородь, которая отделяет сад от берега моря и лужайки. Двухэтажный белый особняк с терракотовой черепицей на крыше и бледно-голубыми перилами на верхних балконах. Весь цокольный этаж застеклен.

Открыв раздвижные двери, Тео приглашает