Гадаар! — закричал попаданец, стараясь не смотреть на кусок чьей—то руки, лежащий прямо у него под ногами.

— Да, хозяин? — безэмоциональным, как и всегда, голосом отозвался его дух—раб, проявляясь.

— Что за херня тут произошла?! — испытания последних недель, попытка изнасилования и эта жутка бойня, которую он устроил, давали о себе знать и Тима сейчас был на грани истерики.

— Не знаю, — пожал молодой шаман плечами, внимательно, но, казалось, без интереса, рассматривая ошметки тел, разбросанные по палубе, — раньше подобное случалось?

Тима некоторое время молчал, пытаясь не сорваться в истерику, мысленно уговаривая себя, что от этого не будет абсолютно никакой пользы и что эти уроды заслужили свою судьбу. Не только потому, что хотел изнасиловать его, нет, но и потому, что не—уроды не похищают людей, не держат их в клетках и не заставляют трудиться как не в себя, кормя всего раз в день.

— Да, — уже чуть более спокойным голосом, наконец ответил попаданец, — помнишь я тебе как—то морду набил? Вот тогда то же самое было — деревья вокруг в щепки, камень, что рядом был, — в щебень.

— И при всем при этом ты испытывал сильные эмоции? Злость? Ярость?

— Да.

— Все понятно. Мой наставник называл это «выброс». Очень опасное явление. Именно поэтому в нашей общине тех, кому суждено было стать шаманами, забирали у матерей и передавали на воспитание наставникам. Шаман всегда должен контролировать свой разум и свои чувства. Ведь разум шамана и его чувства — это самое ценное, что у него есть. Чувства помогают нам накапливать силу для работы с миром духов, разум позволяет ею управлять. Чем сильнее чувства у человека — тем живее он, тем сильнее привязан к миру реальному, тем больше силы он получает и тем крепче должен быть контроль разума. Ярость же, являясь одним из сильнейших чувств, обладает способностью гасить разум. Что делает ее очень опасной для любого, кто работает с силой.

— Ты мне раньше этого не рассказывал, — задумчиво проговорил уже почти полностью успокоившийся попаданец.

— Ты не спрашивал, — вновь пожал плечами Гадаар.

— Ну допустим. А что будет, если шаман перестанет испытывать эмоции или будет испытывать их мало?

— Если перестанет, то умрет как шаман, лишится, возможности управлять духами. Если же будет испытывать мало — будет иметь меньше силы.

— То есть, мне, чтобы иметь много силы, нужно как можно чаще испытывать сильные эмоции?

— И да и нет. Сильные эмоции хороши лишь тогда, когда тебе нужно много силы и ты ее постоянно тратишь. Если же ты не будешь проводить сложные ритуалы, то и проблем у тебя быть не должно.

— Хорошо, со злостью и яростью все вроде бы понятно, а что насчет остальных сильных эмоций?

— Любые эмоции, что затмевают разум небезопасны. Следует их либо избегать, либо учиться самоконтролю. Но, настоящий шаман итак должен постоянно себя контролировать. — И, хотя голос Гадаара был бесстрастным, но Тима все же уловил в нем некую издевку.

— Зубоскалишь, да? — ничуть не обидевшись на эту незаметную подначку, поинтересовался попаданец. Все же молодой шаман дал ему жирный такой намек что делать дальше и как вести себя со своим даром. — Ну зубоскаль, все равно укусить ты меня пока не сможешь. И, надеюсь, никогда не сможешь. Иди, лучше, проверь не осталось ли кого живого на корабле. А я пока тут падаль приберу. Он сделал, было, шаг, намереваясь поднять чью—то руку, и только сейчас до Тимы дошло, что он так и стоит со спущенными до колен штанами.

Не став их обратно натягивать он попытался достать свой серп, который так ни разу и не решился вынуть за время своего рабочего рабства. Однако тот, видимо, сместился. И, чтобы рукоять вышла за пределы бедра, Тиме пришлось изогнуться очень странным и крайне неприличным образом. Кто бы сомневался, что именно в таком положении его и застанет Гадаар.

— Хозяин, — обратился он к попаданцу, выныривая прямо из палубы, чем очень сильно того напугал, — на этой лодке из живых остался только тот лысый коротышка. Помнишь? Но он ранен и без сознания, так что угрозы не представляет.

Тима видел по глазам своего духа—раба, что тому очень смешно, но решил сделать вид, что не замечает этого, поэтому подчеркнуто нейтральным тоном спросил:

— Что—то еще?

— Да, хозяин. Я нашел мою... — Он запнулся на миг, но затем поправился, — твою котомку.

— Вот даже как... И где она?

— Недалеко от того лысого коротышки. Показать?

— Чуть позже, — ответил Тима, наконец ухватив рукоять серпа и достав его из своего тела. Проделав эту манипуляцию, попаданец тут же, под ехидным взглядом Гадаара, натянул штаны и начал осмотр артефакта. Тот выглядел как новенький. И не скажешь, что столько времени проторчал у него в бедре. Недолго думая Тима заткнул его за пояс, даже не обратив внимания на то, что серп вошел ему глубоко в брюхо.

— Веди, — коротко приказал он.

— Куда именно, — уточнил дух.

— Ну, для начала, давай навестим Лона. Это тот лысый коротышка, — пояснил он Гадаару.

— Слушаюсь, — коротко кивнул дух—раб и направился к ближайшим сходням в трюм. Его хозяин пошел сразу за ним, старательно переступая через то, что осталось от верхней палубы корабля и его команды.

В трюм попаданца раньше не пускали, поэтому он был тут впервые. Что можно было сказать об этом помещении? Длинное, шириной в корабль, очень вонючее и темное. Заставленное какими—то бочками, бочонками и ящиками, увешанное гамаками, в которых, судя по всему, спала вся команда, кроме капитана. Часть гамаков была оборвана, часть полочек обломилась. В общем — тут тоже был разгром, пусть и не такой сильный, как наверху.

Лона они нашли в соседнем помещении, сейчас почти пустовавшем. Лысый коротышка, судя по всему, во время выброса споткнулся и неудачно упал, ударившись головой о край какого—то ящика, вследствие чего и потерял сознание.

— И что мне с тобой прикажешь делать? — задумчиво проговорил попаданец, рассматривая большую лужу крови, натекшую из—под головы местного боцмана.

Тиме очень хотелось выбросить Лона за борт, но он этого не сделал. Просто не смог. Коротышка хоть и был пиратом, но ничего плохого попаданцу не сделал. Наоборот — пытался, в меру своих сил, защитить от капитанского произвола. И Тима был