Финиковая пальма вообще один из символов Ирака, ее изображение украшало одну из сторон на монетах. Дерево, конечно, грациозное, гордое, но… сухое какое-то, нет в нем души. В общем, сколько пальму ни поливай, а все равно дубом не станет.

* * *

К чему никак привыкнуть невозможно, это периодические весенние хамсины, — ветры, дующие с пустыни и покрывающие все и вся, пальмы и дома, людей и машины мелкодисперсной желтой пылью, которую смывать бесполезно, только грязь разведешь, а сдувать равно бессмысленно, так как она тут же оседает на других предметах. Особенно это противно дома, куда несмотря на плотно укупоренные окна, да и проложенные мокрыми полотенцами проемы под дверями, хамсинная пыль все одно проникала и мелкой, гадкой пленкой покрывала все предметы, включая постель. Бороться с ней почти невозможно, надо признать, и это печально.

Дышать в хамсин тоже нелегко, ведь к этому времени уже наступает и фирменная иракская жара, а тут еще и пыль. Может висеть в воздухе неделями, с меньшей или большей концентрацией, в зависимости от направления ветра.

В одни из майских дней, году в 1987, выглянув из окна утром я не увидел соседский дом, что стоял метрах в 100 от нашего. Желтая, плотная пелена песочной взвеси накрыла город. Памятуя уроки гражданской обороны (опять, видишь, пригодилось!), кто как мог мы смастерили марлевые повязки, и, намочив их водой, отправились на работу, хотя в тот день, насколько я помню, работать особо не пришлось, а пришлось выгребать песок из всех ящиков стола, равно как постоянно ходить умываться, хоть чтоб как-то выстоять против разбушевавшегося хамсина. На улице было просто темно, весь день. И в тот день, кстати, были отменены все авиарейсы в аэропорту им. Саддама, навигационное оборудование не способно было выдержать сей природный катаклизм. Сегодня о таких событиях даже в новостях рассказывают, вот в Австралии тут недавно Сидней замело, а для нас это бывало очень привычным фоном существования. Удивительно только, что все это заграничное удовольствие обходилось тогда без серьезных последствий для здоровья, если не считать головной боли и воспаленных глаз.

Вернувшись в конце 1990 года из длительной командировки, наконец, я с интересом и ужасом наблюдал, и переживал, естественно, трансформацию, переживаемую страной. В Багдадском далеке таких острых ощущений я не испытывал, если не считать ракеты да пару бомбардировок… В России «бомбардировки» населения стали носить перманентный характер, то обмен дензнаков (помните, 50- и 100-рублевые купюры надо было за неделю обменять), то вообще смена социально-экономической формации, отпуск цен и все сопутствующие прелести хаоса.

В начале 90-х Государство (я его пишу с большой буквы, ведь все-таки власть получившие в результате революции 1991 года люди были на тот момент самой что ни на есть верховной властью, выше не было, несмотря на конституционные посылы, вроде того, что «только народ обладает всей полнотой власти» и прочее), было, как бы сказать помягче, слабо. Разрушилась первооснова любой системы власти, кадровый костяк, выращиваемый любой системой под себя, под свои критерии профессионализма и устойчивости годами. Пришли к управлению неглупые люди, пытливые, молодые ученые, но руководители очень среднего звена — а тут, на тебе, — разрушенная экономика, политические свары на всех уровнях, нищающее население, войны по периметру Империи. Ситуация кризиса власти не могла не привести к принятию нелогичных решений, вроде приватизации, которая, на мой взгляд с самого первого своего ваучерного этапа пошла по утопическому сценарию. Бенефициарами первой волны предполагались все граждане России, ровно как у социалистов—утопистов каких-нибудь, в веке 17–18…Так благообразно, честно и справедливо не работают большие социальные системы, особенно в периоды беззакония. Концентрация собственности неизбежна, причем у наиболее маргинализованных граждан, которых позже назовут емким термином «жесткий переговорщик».

Первичное накопление капитала — наиболее темный, жуткий, опасный процесс в любом обществе, наше не явилось исключением, несмотря на титанические попытки создать «нового человека» в течение семи десятилетий. Я вообще заметил, что во все времена и во всех формациях, архитекторы реформ страдают мегаломанией и их не останавливает полная научная непредсказуемость результатов…Нет, они, конечно, могут быть и вполне позитивными, прогрессивными для своего времени, как отмена крепостного права. Или недавний пример дарованной свободы выезда из Государства с 1 января 1993 г. — ведь никто не предполагал, что все, в общем, спокойно обойдется и толпы граждан не ринутся с исторической родины на поиск нового места жительства. Предполагали как раз обратное, дескать, нельзя никак границу открывать, ринутся граждане. Но какой-то реформатор презрел опасения — и на тебе, советский — российский народ немыслимую свободу. Но могут быть и совсем не позитивные… Ваучерная приватизация — это уже вроде история… А, например, пенсионная реформа, нынешняя, рассчитанная на десятилетия плавного накопительства, стабильности и порядка… Особенно смешно об этом говорить после недавних десятилетий неплавного «грабительства», по сути конфискационных мер. Да кто ж поверит—то, что через законные 30 лет, дескать, будет вам всем счастье. В трезвом уме и памяти у нормального человека все подобные фантасмагорические «реформы» ничего кроме бессильной улыбки не вызовут.

Последствия недавней «успешной» Реформы электроэнергетики, проведенной пассионарием реформ А.Чубайсом, еще предстоит изучить благодарным потомкам, я уж не говорю о инвесторах, оказавшихся в заложниках у новой экономической реальности. Ну, на самом деле, мог ли чудо-управленец Чубайс предугадать тенденцию рынка энергетики, да еще с коррекцией на откуда ни возьмись случившийся мировой финансовый кризис? Не мог, ясное дело. Все многомудрые, многотонные расчеты, инвестиционные планы, исходящие из уверенного роста потребления электроэнергии, оказались, мягко говоря, туфтой. Мне импонирует, что несмотря ни на что, реформаторы наши уверены в правильности выбранного пути. Есть у них какой-то стержень, воля к победе, к результату, пусть и непредсказуемому и вредному… Высокооплачиваемый такой стержень.

Сомнительно, что разрабатываемые и сегодня многолетние реформы смогут предугадать будущее… Нам бы настоящее хоть подправить малость, но о настоящем у «настоящего» стратега, простите за тавтологию, не болит, ему подавай исторический размах, чтоб на скрижалях потом, на скрижалях!!!

В обществе с разрушенной системой экономических связей, с отсутствием мало-мальски убедительной идеологии, с хаосом «правосудия» любая масштабная реформа неизбежно приведет к результатам непрогнозируемым. Приватизация по-русски именно такой результат и дала — переток гигантских активов советской индустрии в случайные, в общем-то, частные руки, за номинальные деньги, и, в принципе, все. Никакого роста тебе производительности труда или новых «народных» автомобилей, в лучшем случае новые цеха, заводы по переработке… Мне кажется, что даже если бы того этапа приватизации вовсе не было, ничего бы не случилось — так бы и продолжали работать советские комбинаты и моно-города, их руководители продолжали бы использовать административную ренту, обогащались бы себе на здоровье… Так, кстати, в ряде случаев и произошло, и ничего, работает производство. Зачем же было приватизировать? Рачительнее новые «хозяева» ведь не стали, они доморощенные, иногда даже талантливые управленцы, «жесткие переговорщики», но—временщики. Не всегда по своей вине, но зачастую именно по собственной авантюрной глупости, уезжают они из страны в более спокойные юрисдикции. Я их совсем не виню, они продукт эпохи, как и вся их преследующая система — тоже продукт эпохи того самого «первоначального накопления». Другой не было и нет. История воистину не знает сослагательного наклонения.