— Вот поэтому проваливай-ка отсюда подобру-по­здорову! Иначе мой меч, будь уверена, найдет, где у тебя сердце! А я тебя не боюсь: сама призналась, что твой чешуйчатый божок воспретил тебе сражаться со мной!

— Но запрет не распространяется на других, напри­мер, на Зенобию или твоего сына Конна, — обворожи­тельно улыбнувшись, откровенно сказала Тхутмерта­ри. — Если ты сейчас прогонишь меня, я быстрее ветра домчусь до Тарантии и сумею пустить им кровь прежде, чем ты успеешь досчитать до тысячи; мои же верные рабы, нежити, с удовольствием полакомятся твоими подданными — один пухлый здоровяк Публио чего стоит!

— Ах ты, сука! — только и мог сказать Конан, серея лицом.

— Вот-вот. Так что давай-ка лучше собирай своих воинов. Ты и так уже потерял много времени, пререка­ясь со мной. Торопись: я чувствую, сила Тезиаса креп­нет с каждым часом!

Плюясь и чертыхаясь, Конан принялся за дело. Снова, уже в третий раз, борьба с проклятым карликом неумолимо толкает его в объятия темных сил…

Персонажи, которым суждено было выступить в по­ставленной Великой Душой драме, жили не только в Хайборийскую эпоху. Пятнадцать тысяч лет спустя после Конана на Земле кипела иная жизнь. Но равнове­сие Истории пошатнулось: Тезиасово Заклинание Вре­мени простерлось в конец двадцатого столетия от Рож­дества Христова…

…В скромной, недостаточно просторной квартире, что расположена была в самом центре Рима, беседо­вали двое. Одного из них, хозяина квартиры, звали Лу­иджи Фонтанелли, и был он знаменитым ученым-физиком, почетным членом пятидесяти академий и лауреатом Нобелевской премии. Второй, известный профессору Фонтанелли как Джейк Митчелл, был аме­риканец; о роде его занятий мало кто что-либо знал.

— Странная мы с тобой парочка, док, — осушив бокал бургундского, молвил Джейк. — Если бы твои ученые коллеги узнали, что ты водишь дружбу с челове­ком, которого разыскивает полиция пятнадцати стран, они вряд ли допустили бы тебя в свой круг.

Профессор издал короткий тихий смешок и любов­но погладил длинную седую бороду.

— Если бы я водился только с ними, я до сих пор так и оставался бы скромным служащим Миланского университета. Разговоры о том, будто в жизни все ре­шает талант, пусты, как и головы наших политиков.

Настоящий учёный столь же нуждается в деньгах, как и в гениальных идеях.

— Уж чего-чего, а гениальных идей у тебя предоста­точно! — расхохотался Митчелл. — Половина научного мира считает тебя сумасшедшим, а другая половина — чудаком.

— Этим бездарям не дано постичь всю глубину на­учного мышления, — с презрением заметил профессор.— Они напоминают мне невежественных средневековых монахов, — да простит мне Святой Престол это сравне­ние, — которые отказывались принимать все, что было выше их понимания. Слава Богу, на дворе двадцатый век, а не шестнадцатый, иначе бы меня давно бы уже сожгли на костре как колдуна! Как горько сознавать, что мир не готов еще оценить мой гений!

— Зато его в полной мере сумел оценить я, — нали­вая себе новую порцию бургундского, заметил Джейк. — Я закрыл глаза на твои чудачества, вроде разработок машины времени или универсального вещества — ка­жется, так называется изобретенное тобой пойло? Но благодаря тебе, док, я, по правде сказать, стал самым удачливым искателем приключений нашего века! По части практического применения твоих машин, согла­сись, мне нет равных! Когда я смотрю все эти фантас­тические боевики…

— Ты все еще смотришь их?! — с укоризной вос­кликнул док.

— …Так вот, когда я их смотрю, мне смешно от убо­гой фантазии тамошних сценаристов и режиссеров. Знаешь, док, какой мой самый любимый фильм? «Фан-томас» Юнебелля. С твоими техническими новинками я ощущаю себя этаким современным Фантомасом!

— Очень похвально для ученого служить тщеславию закоренелого бандита и авантюриста, — сказал профес­сор, и в голосе его прозвучала горечь.

— Ладно, док, не прибедняйся! — снова расхохотал­ся Джейк. — Ты должен гордиться моими подвигами! Знаешь, когда-* со своими ребятами брал дворец прези­дента Буандии, мы имели вид штурмовиков Империи из «Звездных войн»! Твои лазерные бластеры чудесно имитировали вторжение инопланетян. Ты бы видел физиономию президента перед тем, как я всадил ему луч между глаз!

— Прошу тебя, Джейк, — поморщился Фонтанел-ли, –^ меня воротит от натуралистических подробно­стей. И ты ошибаешься, если полагаешь, что я смирил­ся с твоими методами!

— А как иначе проверить, действует изобретение или нет? — деланно удивился Митчелл.

— Ну, проверил?

— Проверил. Твои штучки были, как всегда, на вы­соте. А знаешь, сколько отвалила мне эта жирная сви-' нья, нынешний президент Буандии? Тебе хватит купить себе новую лабораторию или даже целый остров под ла­бораторию в Тихом океане!

Митчелл знал: купить остров было заветной мечтой седовласого профессора. Впрочем, новые заветные мечты появлялись не реже двух раз в месяц.

— Я благодарен тебе, Джейк, — прочувственно мол­вил Фонтанелли. — Такие люди, как ты, двигают впе­ред науку.

— Спасибо, док. Черт возьми, мне, оказывается, приятно погреться в лучах твоей славы!.. Кстати, наме­чается новое дело.

— Опять посадить какого-нибудь мерзавца в прези­дентское кресло или прикончить известного политика?

— Бери выше, док. Встречи со мной домогаются какие-то курды.

— Курды?

— Да. И это не те курды, что грохают туристов в Турции или взывают к ООН в Северном Ираке. Нет, эти курды ворочают миллиардами! Спорю на все свое состояние, добытое потом и кровью, следующим моим заданием будет сковырнуть Саддама Хусейна! Надеюсь, старый друг не будет на меня в обиде…

— Какой кошмар! — всплеснул руками профессор.

— Если я прав в своей догадке, тебе, док, придется крепко пошевелить мозгами. Одними лишь газометами и лазерными бластерами здесь не обойдешься! Уж я-то знаю, какая охрана у Саддама!

— Да, пожалуй, не обойдешься…

— Ну ладно, док, мне пора. Не хочу заставлять ждать чертовски богатых курдов. Свою долю можешь получить в Цюрихе уже завтра. Счет прежний. И, ради Бога, не уезжай надолго — ты можешь мне здесь пона­добиться. Эх, люблю Вечный Город! Пока, док-.. Мо­жешь не провожать меня.

Крепкое прощальное рукопожатие подкрепило альянс знаменитого ученого и бесстрашного наемника. А затем Джейк поднялся и, привычно открыв ногой дверь, вышел в коридор. Он потянулся, шагнул к выхо­ду… И внезапно исчез, чтобы, пронзя пласты тысячеле­тий, очнуться на мраморном пьедестале в крепости Синих Монахов…

Он стоял на подиуме, точно манекен, намертво при­ковав к себе изумленные взоры странной компании из четырнадцати рослых мужей в мрачных темно-синих плащах и одного коротышки, устроившегося в кресле прямо перед постаментом. Джейк Митчелл отлично по­нимал: он не бредит, не свихнулся и не спит. Джейк Митчелл не растерялся. Джейк Митчелл любил фантас­тические боевики и фильмы ужасов, наизусть знал, что должен говорить крутой главный герой в подобной си­туации.