– Это так великодушно с вашей стороны, милорд, миледи, – наконец нашлась она. Силой воли, не прибегая к окрику, одним взглядом учительница сумела завладеть вниманием и привести к повиновению расшалившихся учеников. – Я думаю, дети, мы должны выразить нашу благодарность графу и графине аплодисментами. – Сказав это, мисс Брукс, изящно взмахнув руками, негромко хлопнула в ладоши, показав, как это следует делать.

Но дети хлопали громко, с искренним энтузиазмом, видя приветливые улыбки высоких гостей. Граф радостно улыбался графине, словно понял, что они с ней впервые сделали что-то, что объединяло их как мужа и жену, помимо супружеского ложа. Одновременно, без предварительной договоренности они решили провести детский праздник в поместье, где будут все: ученики, их родители и его гости. А затем вечеринка. Нечто доселе неслыханное в Гресвелл-Парке, что, возможно, даже побудит графского повара попросить расчет. Но, что бы там ни случилось, граф вдруг чему-то страшно обрадовался, хотя не смог бы объяснить – чему.

– Мисс Брукс, – обратилась к учительнице Элинор. – Вы хотели, чтобы дети почитали мне. Это замечательно. Где мне сесть?

Вскоре она сидела на подиуме, а граф так и остался стоять в дверях. Элинор вела себя очень мудро, размышлял он, если продумала все это заранее. Теперь дети не такие робкие и стеснительные, к тому же их обрадовало то, что их ждет завтра. Даже мисс Брукс немного успокоилась, видя, как ее ученики один за другим поднимались и читали. Элинор, подавшись вперед, со вниманием слушала их, подбадривая улыбкой.

– Какие вы все умницы, – похвалила она учеников, когда прослушала последнего из них. – Как вы прекрасно читаете. Мне давно не было так интересно. Наверное, ваш концерт завтра будет тоже замечательным?

Дети были в восторге.

– Я с нетерпением буду ждать его, – заверила их Элинор и встала. – Рождество – это ведь самое прекрасное время года, не так ли?

Граф испугался, что дети не отпустят Элинор и снова завяжется оживленный разговор, но, к счастью, мисс Брукс подала знак рукой, и ученики запели. Это были первые строки рождественской песни «Да пребудет Господь с вами, и счастливого вам Рождества». Дети пели охотно и излишне громко, забыв о тихом и благостном смысле того, о чем поют.

Да, Рождество – чудесный праздник, подумал граф, как бы мысленно отвечая жене, открывая перед дамами дверь. Прежде чем закрыть ее за собой, он помахал рукой детям и их учительнице.

– Теперь нам следует навестить священника, – напомнил он жене, – и сообщить миссис Блодел, где будет концерт, а также праздник.

– Да, – согласилась Элинор, опираясь на его руку. – Думаю, она встретит эту новость с большим облегчением, милорд.

Граф посмотрел на жену, но Элинор уже разговаривала с тетушками. Однако от него не ускользнул радостный блеск ее глаз, когда их взгляды встретились.

Мужчины были явно недовольны тем, что провели почти весь день дома. Дядя Сэм за ужином заявил, что, если он еще недельку покружит вокруг бильярдного стола в полусогнутом положении с кием в руках, преждевременная старость ему обеспечена.

– Ты говоришь, Бесси, дети катались с горки? Это была крутая горка? – расспрашивал дядя Бен невестку брата.

– Для меня достаточно крутая, – ответила Бесси. – Там много горок, однако Дэйви, конечно же, выбрал самую крутую.

– Внук весь в меня, – заметил дядя Сэм, довольно хохотнув. – Сколько там санок, сынок? – спросил он, обращаясь к графу.

– Шесть, – ответил граф. – Почему шесть и почему вообще они там есть, на это я не смогу вам ответить, но точно знаю, что я единственный, кто ими когда-либо пользовался. По крайней мере до сегодняшнего утра.

– Шесть! – в восторге загудел басом дядя Сэм. – Значит, длинной очереди за ними не будет? Они выдержат меня, мой мальчик?

– О, конечно, сэр, – заверил его граф с выражением некоторого недоумения.

– Прекрасно. – Дядя Сэм потер руки, чем напомнил Элинор покойного отца. – Если они выдержат меня, то выдержат и любого из нас. Бен весит на целых четырнадцать фунтов меньше меня, сущее перышко! Правда, я не знаю, сколько сейчас весит Айрин.

– О, Сэмюэль, как ты можешь! – запротестовала его жена, покраснев.

– Дядя Сэм! – поддержали ее упрек кузины.

На этом шумное обсуждение закончилось, и все дружно решили, что после ужина нет ничего лучше, как покататься с горок перед сном. Ни темнота, ни морозец никого не отпугнули.

Совсем как дети, подумала Элинор, не без опаски следя за мужем и его друзьями за столом. Кто-кто, а она знала, что поведение ее дядюшек может быть куда неразумнее, чем поведение детей. Ее интересовало, успели ли граф и его друзья привыкнуть к ее шумным родственникам. Или их все еще шокирует то, что они называют вульгарностью? Возможно, за эти дни они стали терпимее?

Ее муж был неизменно вежлив и предупредителен. Иными словами, непредсказуем. Элинор до сих пор не разобралась, была ли первая и единственная отрицательная реакция ее мужа в день приезда Трэнсомов выражением его настоящего чувства к ним, или он повел себя так потому, что накануне у них произошла ссора.

Сегодня, возвратившись из деревни, они снова поспорили. Хотя это ссорой и не назовешь. Они обменялись всего несколькими словами, но в результате Элинор была задета и не на шутку рассердилась на мужа. Прелесть чудесного дня улетучилась как дым.

– Вы, наверное, заметили, как по вашей вине мисс Брукс едва не хватил удар, – сказал граф, провожая жену в ее комнаты. – Вы вели себя в школе совсем не как знатная дама.

– А как надо было себя вести? – насторожилась Элинор.

– Величественно кивнуть, но ни в коем случае не улыбаться, позволить немедленно провести себя на подиум и сесть, а затем прослушать, как читают дети, запинаясь, дрожащими от страха голосами. По окончании визита надо благосклонно посоветовать им прилежнее учиться читать до тех пор, пока они этому не научатся.

Она была вне себя от гнева из-за того, что он оказался таким бесчувственным. Господи, она только начала успокаиваться и забывать о том, что он из ненавистной ей аристократии!

– Еще бы! – воскликнула Элинор, подняв подбородок. – Чего еще можно ожидать от дочки мещанина, милорд? Дочки торговца углем? Только вульгарности, не так ли? Вероятно, вам следует отвезти меня в город, чтобы удобнее скрывать от посторонних взоров и сократить возможности опозориться.

Граф открыл перед ней дверь гардеробной.

– Ну и колючка же вы, – произнес он вполне дружелюбно. – Вы даже не дослушали меня. Я собирался сказать вам, что вы наконец покончили с ненужными условностями. Вы успокоили детей, и ваш визит доставил им удовольствие и отнюдь не напугал их.

И все же в глазах Элинор было недоверие. Граф Фаллоден хвалил ее или это опять его надменная снисходительность? На первый раз прощаю, дорогая, но в дальнейшем советую вести себя так и так… Элинор быстро прошла в свою гардеробную и закрыла за собой дверь. Потом она с удивлением долго думала, считать ли это ссорой.