Сборы вышли недолгими – одеты все трое и так были по-военному, в маскировочные комбинезоны и берцы, НЗ, включающий аптечки и сухие пайки, тоже у всех был с собой. С оружием, правда, пришлось немного помучиться – слишком уж его тут было много, но в конце концов Борька выбрал сторкадский штурмовой автоматический дробовик – здоровенную, почти метровой длины дуру весом семь с половиной килограммов. Эта жутковатая штуковина расстреливала свой двенадцатизарядный магазин за две секунды, посылая в цель сплошной поток стальной дроби, – Борька не был метким стрелком, так что эта штука пришлась ему в самый раз. В холщовой сумке, висевшей на боку, у него лежало пять или шесть запасных магазинов – тоже армейских, коробчатых, сменявшихся почти парой движений. В заплечный мешок он сунул с десяток пачек с патронами, а на другом боку у мальчишки болталась его верная полевка.

Витька выглядел куда более воинственно – в руках он сжимал тяжелую и не слишком удобную импульсную винтовку, а к его спине был приторочен замысловатый нэйкельский рюкзак с запасными стаканами с «топливом» к этому оружию и другим снаряжением. На боку у него висел английский револьвер «EX 0.223» – довольно экзотическая штуковина под армейский 5,56×45-миллиметровый патрон, точная и дальнобойная, но большая и тяжелая, очень неудобная при перезарядке – извлечение стреляных гильз по одной и пятизарядный барабан превращали ведение боя в сплошную головную боль. К тому же «0.223 Remington» делался под стволы, мягко говоря, подлиннее, так что фейерверк и грохот при выстреле были впечатляющими, но мальчишке его подарил друг, англичанин Джонни Баффел, так что избавляться от него он не собирался, сохранил во всей суматохе с начала войны, тем более что пара пачек патронов к этому чуду у него тоже была.

Взять с собой они могли только один импульсный автомат, но и его было достаточно. Немного подумав, Олег оставил тут свой автомат – он все-таки не мог таскать на себе столько оружия, тем более что нейрозаряд оказался довольно тяжелым. Экипирован он был точно так же, только из оружия оставил себе лишь «Гюрзу», несколько запасных магазинов к ней и пять трофейных плазменных мин, до отказа забив все отделения рюкзака.

– Ну все, ребята, – сказал он. – Пошли.

* * *

Пока они шли – выбирались из столицы, прячась от своих, пробирались через кордоны Чужих, почти не прячась, там не было сплошной линии осады и вообще наличествовала какая-то нервозная неразбериха, – не случилось ничего интересного. К близким контактам с Чужими мальчишки отнюдь не стремились, а у тех хватало теперь иных забот, им было уже недосуг шарить по лесам в поисках земных диверсантов. Когда земляне на пятый день вышли к латифундии Полежаевых, уже окончательно стемнело, взошла полная Червонная, и в кровавом свете ее низко висящего огромного диска мир окончательно принял какой-то сюрреалистический вид. Все вокруг состояло из призрачных полос света и непроглядных теней, плавающих в призрачном кровавом мареве – отчасти порожденном луной, отчасти – трепещущими вдали отблесками далеких пожаров. Жара после заката не спа́ла, и Борька словно плыл в густом, остро пахнущем гарью воздухе.

Они шли, сняв берцы, босиком, чтобы не создавать шума, и ощущения при каждом шаге были почти болезненно острыми, они били по до предела натянутым нервам. Крепко сжимая в руках дробовик, Борька напряженно вслушивался в каждый звук. Если бы вокруг царила тишина… но нет. До него то и дело долетали то какие-то странные шорохи, вроде бы далекие шаги, иногда какой-то стрекот – каждый раз он замирал, словно влипая в колючий, обжигающе-холодный страх, и каждый раз Витька тащил его дальше. Олег вообще скользил, как призрак. Они старались не выходить на свет – это легко им удавалось, потому что Червонная поднялась еще совсем невысоко, а Полуночной и вовсе пока не было видно, но тени на фоне световых пятен казались непроглядно черными, и Борька был лишь наполовину уверен в том, что видит. Несколько раз он чуть было не выстрелил в источник непонятного шума, а этого делать не стоило, так как любой звук мог выдать их. А вот когда впереди обрисовался силуэт настоящего врага, Борька не сразу понял, что это он – враг. И что они почти дошли.

Джаго был огромен – метра два с половиной, если брать в расчет шипастый шлем с гребнем и дурацкие высокие сапоги, – а весил он точно центнера полтора. Казалось, что справиться с этим чудищем без гранаты или противотанкового ружья нельзя, и Борька невольно сглотнул слюну. Но тут рядом с черной тушей выросла – словно из-под земли – тонкая фигурка Олега, беззвучно поднялась и опустилась рука с полевкой. Удар пришелся сверху вниз – между шлемом и воротом панциря, – и джаго, тихо захрипев, начал оседать. Олег сразу подхватил его, не давая с грохотом свалиться, и глаза Борьки удивленно расширились. Умения юного дворянина… пугали его порой, если честно. Только что Олег был там, в десятке шагов от них – и вот уже тут, и не понять, как он оказался рядом так близко и так бесшумно, – телепортировался, что ли?

– Где остальные? – шепотом спросил Витька. Джаго, конечно, дураки, но даже они не выставили бы только одного часового.

– Вон, за бугром спят, – так же шепотом ответил Олег. – Семеро. Убираем всех, быстро и тихо, в три ножа справимся.

Борька вновь сглотнул. Нет, он неплохо владел ножом и знал, ЧТО надо делать, – учил на уроках НВП. Да и, как и любому деревенскому мальчишке, ему приходилось резать всякую живность – кур, гусей, даже свинью колоть один раз, – охотиться, добивать и разделывать добычу… Но людей… ну, не людей, но все равно… нет, этого не было никогда. Не то чтобы ему стало жалко джаго – они заслуживали еще и не такой смерти, – просто противно. Тем не менее он беззвучно пополз вперед, вслед за Олегом и Витькой.

Джаго нашлись почти сразу – они и в самом деле дрыхли за бугром, сбившись в неприличную кучу. От кучи откровенно воняло немытыми телами и пивом, которым джаго наливались при первом же удобном случае. Должно быть, в обитателях Китежа угрозы для себя они не видели.

Борька подполз к ближайшему джаго. Тот откровенно храпел, раскинувшись на спине, и дело казалось нетрудным. Мальчишке было страшно – вдруг у него ничего не получится? – но он сам вызвался на это дело, так что теперь рассуждать было поздно.

Как ни странно, ничего необычного в ЭТОМ не нашлось – НВП в их школе преподавал ветеран пластунов, сержант в отставке Иван Карымов, так что приемы снятия часового мальчишка заучил на совесть. Тогда это было просто игрой – пусть и страшноватой. Сейчас от успеха дела зависела его, Борьки, жизнь и жизни его товарищей, так что мальчишка отправил все чувства далеко-далеко. Представив, что имеет дело со свиньей (от джаго так воняло, что считать его человеком в любом случае не вышло бы), Борька одной рукой зажал ему рот, а другой вонзил полевку под челюсть – прямо в мозги.

Джаго дернулся, из его рта в ладонь мальчишки толкнулась горячая кровь. Борька сжал зубы, чувствуя, что его вот-вот стошнит, и всем телом навалился на Чужого, удерживая его. К счастью, агония прекратилась почти сразу – несколько затихающих рывков, неразборчивый хрип и все.

Мальчишка сполз с тела, с отвращением обтирая руки о траву – чужая кровь моментально густела и становилась липкой, – и тут же наткнулся на Олега.